Самураи - военное сословие Японии (Спеваковский)

Сочетание «сабу» дословно означает почитание военного дела.

Устное сообщение профессора университета Сангё в Киото Мураяма Ситиро.

Термин «сёгун» происходит от «сё» — «командующий», «предводитель» и «гун» — «армия», «войско». Первоначально сёгуном назывался воевода, получивший повеление императора и имеющий высшее командование воинами армии для борьбы с «ослушниками четырех сторон», и «покарания варваров» (эдзо и хаято). Таким образом, сёгун (сэйи тайсёгун) в дословном переводе — великий воевода, каратель варваров [76, с. 9, 20].

Позднее термин «ронин» стали применять к самураям, утратившим вассалитет и место в своей феодальной организации в силу добровольного ухода из нее, изгнания воина из самурайского клана или роспуска вассалов умершего (убитого) князя.

В настоящее время в японской научной литературе нет единства взглядов на отождествление айнов и эдзо (эмиси, эбису), с которыми японцы вели борьбу в первых веках нашей эры. Часть ученых полагает, что айны и эдзо — равнозначные понятия. Другая группа авторов подходит к этому вопросу более осторожно, утверждая, что пока нельзя точно определить этническую принадлежность эдзо. Это обусловлено сходством экономики эдзо (формы земледелия, строительства и т. д.), восстановленной по данным археологии, с экономикой древнеяпонского населения. И, наконец, третья группа, относящаяся к числу консервативных исследователей, считает, что эдзо являлись какой-то частью тунгусо-маньчжурских племен, в древности проникших на территорию Японских островов с континента, и к айнам не имевших никакого отношения. За территориями айнов эти ученые оставляют лишь север Японии — о-в Хоккайдо [136].

Становлению самурайства в немалой степени способствовало наряду с развитием вооружения именно широкое употребление верхового коня. Ранее конь зачастую был собственностью лишь аристократии и являлся символом знатности и богатства и редко употреблялся на территории Японских островов в военных целях.

Бакуфу — от «баку» (открытая, без верха, палатка, занавес) и «фу» (главная ставка, управление) [75, с. 137].

Буддийские монастыри еще со времени проникновения буддизма в Японию (VI в.) поощрялись господствующим классом. Храмы являлись новым идеологическим оружием в руках феодалов, при помощи которого они укрепляли свою власть, подвергали угнетению и эксплуатации массы простого народа. Другими словами, буддийские храмы можно рассматривать здесь как те же феодальные кланы, с теми же феодальными отношениями, своими землями, крестьянами и вооруженными силами.

Смертоносные тайфуны, уничтожившие большую часть монголо-китайско-корейского флота, были истолкованы японцами как помощь синтоистских богов, обрушивших на завоевателей «божественный ветер» (камикадзэ). Во время второй мировой войны камикадзэ стали называть летчиков-смертников японских ВВС, которые таранили своими самолетами корабли американцев и их союзников.

Скорее всего под огнеметным оружием монголов здесь подразумевалась метательная артиллерия китайского типа (баллисты).

Японский ученый Оиси Кюкэй указывал, что окончательное размежевание сословий крестьян и самураев произошло в начале периода Асикага, между 1821 и 1334 гг. [81, с. 277].

Южное правительство (или династия) поддерживало императора Годайго и носило название Нанте, северное правительство (Хокутё) — императора Коме.

Объединение страны носило несколько условный характер, так как в Японии продолжали существовать феодальные княжества (свыше 200), которые обладали известной степенью автономии.

Мэцукэ — букв. «прикрепленный глаз».

При Хидэёси население делилось на воинов (самураи), крестьян (хакусё) и горожан (тёнин).

Хинин — букв, «нечеловек».

Даймё в соответствии с их богатством и могуществом делились на даймё высшего ранга — владетелей провинций — кунимоти, или кокусю; владельцев замков — сиромоти, или дзёсю; владельцев поместья — рёсю. В связях между даймё существовали отношения старшинства и подчинения, зависевшие от степени их богатства и доходов.

1 коку = 180,391 л, приблизительно 150 кг.

Сёмё — мелкопоместные феодалы, букв, «малое имя» в противоположность даймё — «большое имя».

Подобная многочисленность самураев объяснялась постоянными междоусобицами в прежние времена, необходимостью частого подавления крестьянских восстаний и островным положением Японии, при котором правящие круги не могли рассчитывать на реальную помощь феодалов соседних стран Азии [41, с. 411].

В 1653 г. сёгун издал указ о переводе всех самураев на рисовый паек [124, с. 51].

Одним из указов, который вел к твердому установлению социальной иерархии, был декрет Хидэёси 1588 г. об изъятии у крестьян оружия, известный под названием «катана-гари» — «охота за мечами». Он укрепил застывшее разделение сословия воинов и народа и должен был препятствовать ведению крестьянами вооруженной борьбы против своих эксплуататоров.

Одним из произведений подобного плана была книга «Хагакурэ» («Сокрытое в листве»), написанная в середине XVII в. в клане феодала княжества Сага Набэсима Наосигэ. Многие рассматривали «Хагакурэ» как самурайский кодекс, хотя книга являлась лишь собранием записок, анекдотов, моральных поучений.

Слово «харакири» чаще встречалось в разговоре народных масс, в то время как «сэппуку», синоним харакири, употреблялось в более высоком стиле речи. Кроме этих двух общепринятых терминов реже применялись слова «каппуку» и «тофуку».

Культ инау — заструженных палочек (часто антропоморфных) или просто длинных древесных стружек — получил распространение на Дальнем Востоке у айнов, нивхов, орочей, а также японцев, которые преобразованные инау называют «гохэй» или «нуса». Инау, по представлениям народов Дальнего Востока, являлись посредниками между миром людей и «верховных божеств» земли и воды, у которых человек просил счастья и благополучия в жизни, спасения от стихии и всевозможных несчастий, удачи в охоте и рыбной ловле и т. д. Применение инау разнообразно. Их использовали во время культовых действий, при приношении жертв божествам и духам в качестве обмена или платы за что-либо, при похоронах и праздниках; инау держали в каждом жилище на особом месте. Как правило, перед использованием инау освящались шаманом. В этом плане заслуживают большего внимания факты, говорившие о человеческих жертвоприношениях в древней Японии. О них имеются упоминания в японских хрониках. Чаще всего описывались жертвоприношения божествам воды и рек [139, с. 219]. Есть сведения также о погребении людей живыми вокруг могил императоров (могил господ), в фундаментах мостов, замков, искусственных островов и т. д. Такие жертвы назывались «хито басира», т. е. «человек-столб» [139, с. 219–220]. Позднее человеческие жертвоприношения были заменены. В «Энгисики», например, описано замещение таких жертв изображениями «канэ-хито-гата» (в виде человеческой фигурки из металла) и «микимари», предназначенных для божеств рек и воды [139, с. 220].

В словаре М. М. Добротворского слово «гонтракисара» переводится на русский язык следующим образом: «бока распластованного человека у груди и брюха (более кпереди)» [8, с. 61].

Примечательно также то, что у айнов инау не имела права делать женщина; их изготовлял только мужчина после особых культовых действий по очищению души и тела [177, с. 209]. Этот факт может рассматриваться в качестве одного из доказательств гипотезы о человеческих жертвоприношениях и каннибализме, которые предшествовали культу инау и являлись пережитком подобных действий. Как и при изготовлении в позднее время инау, убиванием жертвы в данном случае занимались, очевидно, исключительно мужчины.

В некоторых случаях, по описанию М. М. Добротворского, от «шеи (трекуф) инау» идут вверх коротенькие застружки, указывающие, по его мнению, на то, что «не один живот мог подвергаться первоначально вскрытию» [8, с. 66].

Согласно М. М. Добротворскому, айны приносят жертвы только добрым богам [8, с. 65].

 Каннибализм, очевидно, был присущ в неолитическое и более позднее время не только айнам; его можно объяснить определенной стадией в развитии того или иного народа. В частности, на это могут указывать многочисленные легенды и рассказы о поедании людей эвенков и эвенов. К. М. Рычков выделял у эвенков даже особый период антропофагии [91, с. 6]. Обычай употребления в пищу человеческого мяса мог быть обусловлен особым ритуалом, передающимся по традиции из поколения в поколение или просто голодом в отдельные периоды года, когда добывалось минимальное количество дичи, рыбы и т. д.

По рассказам представителей коренных народностей Сибири, «вскрытие» шаманом собственного тела или тела соплеменника практиковалось иногда для «исцеления» болезней. Подобное явление было отмечено у сибирских эскимосов, шаманы которых кололи себя ножом и вытаскивали затем кишки [102, с. 17], у нганасанов, ненцев и др.

У эвенов Охотского побережья, например, существуют представления, по которым дикий олень, рождаясь из смолы дерева, начинает свою жизнь после разрыва пуповины, соединяющей его с этим деревом.

М. Буланже относил время появления харакири в Японии ко II в. н. э., не подкрепляя своих доводов доказательствами [32, с. 16].

В западноевропейской литературе такое харакири рассматривается иногда как особая форма дуэли — «одиночная дуэль» [162, с. 156–157].

Согласно так называемому этикету смерти (си-но сахо), принятому в среде сословия буси, самурай должен был умирать красиво, достойной смертью (синибана), приняв ее легко и спокойно. В противоположность этому в поведении умирающего (синиката или синидзама) различалась и постыдная, недостойная воина смерть (синихадзи), при которой нарушалась «эстетика смерти», что считалось недопустимым для самурая. Здесь важно было не испортить «некрасивой» смертью родословную и честь дома. В этом случае говорилось: «Ты не имеешь права позором осквернить имя (честь) своего рода».

Харакири было официально признано привилегией сословия воинов около 1500 г. [32, с. 16].

В период позднего феодализма (приблизительно в начале — середине XIX в.), когда многие детали церемонии харакири были забыты и не выполнялись, а у даймё, которому вменялось в обязанность провести обряд сэппуку, не находилось человека на роль кайсяку, стало обычным искать секунданта в другом клане. При этом самурай-кайсяку временно менял свое имя и становился номинально вассалом пригласившего его князя [3–1, с. 70–71].

Чтение приговора и харакири могли совершаться либо на одном месте, либо в разных местах. Например, приговор зачитывали в помещении (дома, дворца князя, который отвечал за проведение церемонии), а обряд проводили в саду [31, с. 76, 82].

В более позднее время одежда могла быть просто распахнута, что обусловливалось обстоятельствами [31, с. 86].

Положение меча определялось в зависимости от ранга осужденного: меч направлен вверх — осужденный рангом выше секунданта; при одинаковом социальном положении меч держали параллельно земле; меч направлен вниз — ранг осужденного ниже ранга кайсяку [31, с. 90].

Секта «дзёдо» была основана в Японии буддийским монахом Хонэн-сёнином в XII в. Учение этой секты получило широкое распространение в основном среди народных масс, которые верили в возрождение после смерти в раю. «Дзёдо» завладела передовой позицией среди других сект буддизма в Японии и насчитывала 30 % всех буддийских храмов, священников и приверженцев [158, с. 91].

В историческом плане отношения между дзэн-буддистами и сословием воинов начали развиваться при регентах Ходзё в Камакура. Эйсай — первый дзэн-буддийский священник — не мог рассчитывать на успех в распространении дзэн в Киото, где были сильны секты «тэндай» и «сингон», пользовавшиеся покровительством императорского дома и аристократии. В Камакура такого рода трудностей не существовало, так как влияние киотоского высшего дворянства и поддерживаемых им сект на этот город не распространялось, что обусловило успех дзэн-буддизма в среде самураев домов Тайра и Минамото [176, с. 50–31].

Выражалось такое отношение к действительному миру словами: «Сики-соку-дзэ-ку» — «Все в этом мире иллюзорно».

Согласно этикету смерти, постоянно культивировавшемуся в семейной и социальной среде, человек должен был умирать невозмутимо, как бы засыпая, имея благочестивые мысли и с улыбкой на лице. Стоны, нежелание умереть и расстаться тем самым с близкими и своим имуществом расценивались как нарушение «этикета смерти» и осуждались [108, с. 358–359, 366].

В пять «великих» грехов буддизма (гоаку) входили убийство, воровство, прелюбодеяние, ложь, пьянство.

По преданию, основатель секты «дзэн» Дарума уснул во время духовного созерцания (поиска «истины»), не выдержав усталости. После пробуждения ото сна буддийский патриарх в ярости оборвал свои веки, дабы они никогда не смогли больше помешать ему во время следования «пути» к «просветлению». Брошенные на землю, веки превратились в первые побеги чайных кустов.

После ввоза чая в Японию он стал применяться дзэн-буддийскими монахами в качестве одного из активных средств против сна во время длительных ночных сеансов медитации [178, с. 7].

Правила этикета были сформулированы Сэнно Рикю, назначенным Хидэёси мастером чайной церемонии при дворце. Они были призваны усилить посредством церемонии вежливость, мораль и простоту индивидуума. В возрасте 71 года Сэнно Рикю попал в немилость к Хидэёси, который приказал сделать ему сэппуку [161, с. 117].

В качестве классического примера обычно приводится сад монастыря Рёандзи в Киото [79а].

Саругаку из комического был преобразован буддийскими священниками в религиозный танец, сопровождавшийся драматическими действиями, и назван ими «Но» [166, Bd. 2, с. 195],

Тремя сокровищами синто считались меч, драгоценность (ожерелье из нефрита, яшмы или просто драгоценный камень) и зеркало.

Меч (амэ-но муракумо-но-цуруги — меч небесных густых облаков) являлся символом самурайского воинства, храбрости и должен был направляться против врагов Японии.

Драгоценность (ясакани-но магатама — сияющая изогнутая яшма) символизировала совершенство, доброту, милосердие и в то же время твердость при управлении и повелевании. Древние воины носили целые связки магатама. Возможно, что магатама (первоначально зубы диких животных) служила древним японцам амулетом, как и у многих народов Сибири [48, с. 60; 82].

Зеркало (ята-но кагами) было эмблемой мудрости и символом солнечной богини Аматэрасу. Оно использовалось часто в качестве предохраняющего талисмана.

Все три этих атрибута синто служили нередко жертвами, приносимыми синтоистским божествам, а иногда и сами составляли синтай («тело» бога) других богов [139, с. 218; 75, с. 31; 118, с. 34–37; 29, с. 63–65].

Кусанаги — букв, «косящий траву». По легенде меч, переданный Аматэрасу земным властителям Японии, получил такое название после того, как с его помощью спас свою жизнь императорский принц, завоевывавший северные территории страны. Принц сумел остановить надвигавшийся на него огненный шквал тем, что скосил вокруг себя траву мечом [159, с. d 7].

Многие военные праздники проводились именно в Эдо (нынешнем Токио), так как этот город являлся столицей сёгуната, в которой присутствовало всегда большое число феодальных князей, а следовательно и их вассалов — самураев.

1 сяку = 30,3 см.

Культ предков с древности был характерен для всех слоев японского общества.

Нынешний император Японии Хирохито считается 124-м представителем непрерывающейся династии, начавшейся в 660 г. до н. э. правлением мифического тэнно Дзимму, потомка богини солнца Аматэрасу.

Христианство в Японии не было христианством в полном смысле этого слова. Оно было весьма своеобразным и включало в себя элементы синто и буддизма. Синкретичность христианства на Японских островах проявлялась, к примеру, в том, что японцы отождествляли богоматерь с Амида-буцу или с Каннон-босацу.

Исполнять обряды и возносить благодарность духам предков, «успокаивая» этим их души, могли, согласно синто и конфуцианскому учению, только мужчины. Обряды умилостивления и поклонения душам предков также оказали существенное влияние на выработку у самураев бесстрашия перед смертью.

В 1615 г. самураям было разрешено усыновление наследников из среды их родственников, носящих то же родовое имя [164, с. 348].

«Танго-но сэкку» является одним из традиционных японских праздников, который празднуется повсеместно в Японии и в настоящее время.

Число вывешиваемых карпов соответствовало числу мальчиков в семье.

В Японии обряд инициации был распространен как среди аристократии, так и простого народа со времен древности. Начиная с периода Нара (710–794) юноши аристократических семей церемониально инициировались по ритуалу, определенному влиянием китайских обычаев. Этот обряд назывался «уи-кобури», или «какан» (какан-но сики) — «первое ношение короны» [158, с. 26].

Наряду с термином «кэндо», говорящим о моральном воспитании, японцы для обозначения фехтования на самурайских мечах употребляли также (особенно до эры Мэйдзи) слово «кэндзюцу» — искусство меча, искусство фехтования, техника меча, которое говорило больше о технической стороне фехтования. Это слово являлось синонимом кэндо.

Не удивительно поэтому, что многие приверженцы дзэновских объединений и сект были лучшими мастерами кэндо в свое время. Таковыми, например, были члены братства «Ямаока» [169, с. 512].

Интересно, что аналогичные или родственные виды единоборства характерны также и для других народов Восточной и Северо-Восточной Азии, где практиковались подобные упражнения (в сидячем положении) в условиях каркасных жилищ (чума, яранги, юрты и т. д.), не имеющих мебели, с ограниченной площадью и низкими сводами. Возможно, что японское иаи развилось именно из подобного вида соревнования, которое имело место в Японии в древности и было генетически близко к таким же видам борьбы народов континентальной Азии.

В Японии, кроме иаи, известны и другие виды борьбы с «противником» сидя. Например, перетягивание полотенца одной рукой (тэнугуи-хики), перетягивание шнура (веревки) головой (тумидзи-хики), борьба при использовании только больших пальцев правых рук соперников (юби-дзумо) и т. д.

Согласно указаниям наставников дзюдзюцу, существенным в этой борьбе было не проливать человеческой крови.

В противоположность дзюдзюцу японские крестьяне, не имевшие права носить мечи, разработали собственную систему борьбы без оружия, при помощи которой они могли обороняться от вооруженных самураев. Эта борьба называлась каратэдзюцу или каратэдо.

В ее основу легли древние приемы рукопашного боя, заимствованные жителями о-вов Рюкю из Китая. Не удивительно, что идея заимствования этих приемов возникла первоначально именно у рюкюских крестьян, которые по своей этнической принадлежности были отличны от собственно японцев, удерживавших население Окинавы и других островов архипелага в подчинении при помощи силы самурайских дружин из Японии.

Характеристика школ плавания дается по М. Филла [152, с. 49–51].

Так, например, шлемы, найденные во время археологических раскопок

на территории Японии, имеют своеобразное пластинчатое приспособление для защиты затылка и шеи, получившее впоследствии название «сикоро». Эта деталь часто встречается также на ханива — миниатюрной погребальной пластинке, в частности изображающей воинов [137, т. 1, с. 58–59, 88–89; 166, Bd. 1, 81; 166, Bd. 3, с. М9].

То же можно сказать и о пластинчатых панцирях. Скорее всего, они были изобретены на материке и занесены на Японские острова пришельцами тунгусо-маньчжурского происхождения. Археологические находки настоящего времени подтверждают данные китайских хроник, в которых говорилось об илоу и их боевых панцирях, изготовленных из костяных пластин [89, с. 70; 72, с. 858].

Очень напоминают японские доспехи шлемы и панцири древних маньчжуров, которые имели шнуровое соединение [121, табл. XLIV].

Интерес представляет сравнение В. Г. Богоразом военной одежды чукчей и японцев [143, с. 163–164], позволяющее говорить о более широком распространении подобного вида снаряжения.

Экземпляр шлема с бронзовым зеркалом хранится в фондах МАЭ (Музея антропологии и этнографии) (колл. № 5947–4д).

В Китае зеркала также прикреплялись к костюмам военачальников с целью защиты от злых духов и оборотней [55, с. 215–231]. Аналогичные представления о зеркале имелись у некоторых народов Сибири. Тунгусы, например, считали, что зеркало всегда должно лежать зеркальной поверхностью вверх. Это давало якобы возможность увидеть злых духов. Духи в свою очередь должны были убежать, испугавшись собственного отражения.

Почитанием зеркала самураями, вероятно, был обусловлен и «праздник зеркала» (кагамибираки), во время которого съедались новогодние рисовые лепешки, раскладываемые мальчиками рядом с военными доспехами.

Обычай повязывать голову хатимаки оказался очень устойчивым. Свидетельством этому явилось их использование во время второй мировой войны смертниками, проделывавшими ходы в минных полях, летчиками-камикадзэ и др.

Другим материалом для изготовления мелких пластинок панциря могли служить прессованная склеенная бумага, покрытая лаком, или дерево [90, с. 73–1].

Складной веер является японским изобретением в противоположность нескладному, завезенному в Японию из Китая. В XV в. японские веера составляли предмет экспорта в Корею и Китай. Оттуда они были завезены в Европу [43, с. 128; 166, Bd. 1, с. 93].

Очевидно, сигнальная функция веера создала со временем так называемый язык веера — язык условных жестов, позволявший объясняться молча.

Иметь герб и носить фамильное имя могли только представители японского дворянства (кугэ, букэ). С отменой этого положения, после революции Мэйдзи, право выбирать себе имя и герб получили все слои японского общества.

В дословном переводе слово «мон» означает «узор», «рисунок». Китайские авторы начала нашей эры писали, что в Японии различия в рангах выражались посредством места и величины узора [166, Bd. 1, с. 118]. Может быть, здесь имеется связь с нашивками на китайских костюмах, развившимися позднее в знаки различия (буфаны) гражданских и военных чиновников Китая.

В частности, здесь можно говорить о татуировке, развитой некогда у айнов. Уже в китайских хрониках «Хоуханыиу» и «Вэйчжи» имелись упоминания о японских мужчинах, татуирующих себе лицо и тело [28, с. 34]. В феодальные времена, по сообщению Б. X. Чемберлена, самураи также часто делали себе татуировки [114, с. 323].

О сбривании с передней части головы волосяного покрова у айнов писали также С. Крашенинников, М. М. Добротворский, И. Поляков, Л. Я. Штернберг и др. [65, с. 237; 8, с. 33; 87, с. 2:63; Т. 22].

Сугавара-но Митидзанэ (845–903) был известным поэтом, ученым и государственным деятелем своего времени. Сугавара достиг зенита славы при императоре Уда (конец IX — начало X в.), который доверил ему ответственный пост. После отставки Уда Сугавара был оклеветан и сослан на о-в Кюсю, где впоследствии и умер. Дух Сугавара-но Митидзанэ, который якобы начал мстить своим врагам, получил в народе обожествление. В честь обоготворенного духа Сугавара (тэндзин) в Киото был построен храм Кинтано дзиндзя, а дату его смерти стали ежегодно отмечать как праздник [158, с. 115–116].

Для самурая считалось позором иметь с торговцами какие-либо отношения, в том числе и посещать их лавки. Поэтому самураи старались заходить в купеческую лавку скрытно, по возможности не будучи узнанными.

М. М. Добротворский указывал на два ножа айнов (чёики макйри и са-макйри), которые мужчины носили на правом бедре. Причем чёики макйри был специальным ножом для изготовления инау [8, с. 76], изготовление которых имеет, как было сказано выше, предположительно связь с японским харакири. Наличие особых ножей у айнов и японцев для исполнения обрядовых действий может указывать на заимствование последними специального ножа для вскрытия живота у айнов.

Такое название этот нож получил по названию украшенной части грифа — художественного произведения, искусно выполняемого мастером.

Мечи самураев подразделялись на военные и церемониальные. Церемониальные мечи (тати) отличались от военных богатством отделки ножен, рукояти, перевязи и формой цубы. Тати носили при дворе императора или сёгуна, а также во время особо важных церемоний.

Размеры лезвия самурайских мечей, хранящихся в фондах МАЭ (Музея антропологии и этнографии), колеблются в пределах от 63 до 80 см.

В Японии выделялись три периода в производстве мечей: кото — период старых мечей (до 1573 г., конца властвования сёгунов Асикага); синто — период новых мечей, который начался с воцарением сёгунов Токугава; синсинто — период современных мечей, начавшийся с эпохой Мэйдзи [159, с. 20].

Заслуживает внимания любовь к оружию у айнов, которое у них пользовалось, как и у самураев, большим почитанием. Об этом говорит бережное отношение айнов к мечам, копьям, лукам и т. д., выставление мечей во время своих праздников для обозрения, передача оружия по наследству. Возможно, что Именно у айнов японские воины переняли такое отношение к мечу. В настоящее время мечи, кроме показа, по традиции, на медвежьих праздниках на специальных молитвенных алтарях (нусасан), выставляются также на айнском маримомацури, проводимом в честь эндемичной зеленой водоросли маримо (Aegagropila Sateri Nees) [129, с. 171].

В извещении от 14 августа 1945 г. правительствам США, Англии, СССР и Китая императорское правительство Японии просило союзников о должном уважении к воинской чести, выражавшемся в оставлении военнослужащим права ношения холодного оружия при капитуляции японских войск [101, с. 571]. И это требование соблюдалось: офицеры в начальные периоды капитуляции держали мечи при себе в лагерях для военнопленных.

В китайских хрониках японцы, или «восточные варвары», назывались «большой лук» [175, с. 143]. Такого же размера луки были распространены и у тунгусов. Луки измерялись самой большой мерой, принятой у эвенков, — сахан (человек с вытянутой вверх рукой) [33, с. 185].

Сити Итикава, основываясь на данных археологии, предполагал, что японский лук и его технические особенности характерны для северо-востока Азин, откуда они и были занесены в Японию [175, с. 144].

Более распространенное название японских париев — буракумин, жители специальных поселений — бураку.

Крупнейшим выступлением реакционного самурайства было восстание в княжестве Сацума в 1877 г., возглавленное Сайго Такамори.

 На одном из съездов феодальных князей, состоявшемся в 1869 г., предложение об уничтожении института харакири вообще было отвергнуто 200 голосами против 3 при б воздержавшихся [31, с. 27–28].

В Японии лозунг «Азия для азиатов…» формулировался иногда как «принцип хакко-итиу», или «восемь углов под одним кровом».

В последствии в храме Ясукуни-дзиндзя — «храме мирной страны» — освящались и устанавливались урны с прахом солдат, погибших в империалистических войнах, или таблички с именами павших в боях воинов. Всего в нем находится около 2 млн. таких табличек.

Японские летчики и раньше, до создания специального ударного корпуса камикадзэ, обрушивали свои самолеты на корабли союзников, но обычно прибегали к этому как к последнему средству, когда их самолеты были уже повреждены [116, с. 218].

К середине 70-х годов численность вооруженных сил Японии достигла 266 тыс. при 28 тыс. вольнонаемных и 39 тыс. резерва [77, с. 11]. В настоящее время (конец 1979 г.) войска сил самообороны остаются примерно на таком же количественном уровне.

«Кигэнсэцу» — довоенный праздник «основания империи» (в честь начала царствования на японском престоле 11 февраля 660 г. до н. э. мифического императора Дзимму) был запрещен в 1948 г. и восстановлен в 1967 г. по требованию националистов под названием «кэнкоку кинэнби» — «юбилейная дата основания государства».

Произведения К. Маркса и Ф. Энгельса приводятся по 2-му изданию Сочинений, труды В. И. Ленина — по Полному собранию сочинений.