А вот Джузеппе Пассалакве (1797–1865), дипломату высокого класса, повезло меньше: задумав сбыть свою богатую коллекцию, он встретил некоторые затруднения. Он потребовал от французского правительства 400 000 франков. Не то чтобы государственная казна не располагала такой суммой, но благодаря приобретениям Шампольона Лувр был уже переполнен. Весьма разочарованный, Пассалаква встретил однажды путешествующего Александра фон Гумбольдта, который, бросив на сокровища взгляд знатока, принялся за дело. Используя свои связи при дворе прусского короля Фридриха Вильгельма IV, он раздобыл для совершенно удрученного Пассалаквы 100 000 франков. Чтобы смягчить для попавшегося на удочку дипломата удар — такое понижение цены, — его пригласили в Берлин на должность куратора музея.
«Наш хедив — человек, что вредить способен век!»
Если бы ученые XIX в. относились бы к невзгодам с юмором, они непременно выкрикивали бы этот стишок где-нибудь среди ночных каирских проулков. Но столь веселы были тогда лишь сами египтяне. Дела плохи? Инш’аллах! Так угодно аллаху! Завтра все может для нас обернуться к лучшему! Их не беспокоило, что страна теряет свои главные сокровища.
А чужестранцы? Разве на них не была возложена моральная обязанность сохранить египетскую культуру? Разве еще в 1356 г. султан Хасан не ограбил пирамиду Хеопса, использовав полированные известняковые плиты ее покрытия при строительстве новой мечети? И не сам ли хедив приказал часть из них взять для строительства фабрики, производящей селитру? Разве не легли плиты гер-монтского храма Монта>9 в стены сахарного завода? Феллахи из крепких досок саркофагов сооружали мостки через канавы на полях; кузнецы превращали в наковальни драгоценные капители колонн храмов. И неужели вице-королю Мухаммеду-Али не хватало каменоломен, откуда он мог бы взять материал для своих царских построек?
Разумеется, шейхи управленческого аппарата хедива получили повеление следить за экспортом древностей, но они были бессильны исполнить его. Мумии, например, рассматривались как трупы неверных, и поэтому их можно было вывозить за пределы страны. Согласно же введенному хедивом в 1835 г. шаткому закону все, что было приобретено ранее, разрешалось экспортировать. В Александрии скопилось огромное количество египетских древностей, и странным образом они не убывали, хотя ежедневно корабли с грузами покидали порт. Бакшиш обращал людей в слепцов. А так как хедив не отказывал себе в удовольствии делать дипломатические подношения из фонда предметов древней культуру все скоро стало на свои места. Бен акиба — все это уже было. Инш’аллах!