– Мы не задержимся у вас долго, – продолжил полковник. – Мы хотим попросить разрешения все же взять пробы и чтобы ваши кроки нам не мешали…
– Я не могу дать такого разрешения, – покачал головой жрец, и этот жест повторила его молчаливая и до сих пор безучастная свита. – Сейчас мы пройдем к Маоле, как она скажет – так и будет.
– Но кто такая Маоли?
– Покровительница Самаки-Рофу, – старец опустил глаза. – Ее мать убил белый человек, похожий на тех, которые есть среди вас…
Крючковатым пальцем он указал на Рафаила, Жака и Киру.
– Впрочем, женщину можно не считать, – неуверенно добавил он. – То злодеяние совершил мужчина. Хотя он и связан с этой женщиной… Нити наших миров очень тесно пересекаются между собой…
Бонгани переглянулся со своими спутниками. Лица мужчин помрачнели, Луи и вовсе еле держался на ногах от страха. И Кира заметно побледнела, хотя умела владеть своими чувствами. Все понимали, что не забытое за несколько десятилетий убийство, будь оно подлинное или мнимое, аукнется им отнюдь не почетом и уважением, а неотвратимой местью… И значит, надо быстро уносить ноги!
– Пожалуй, мы не станем утомлять достопочтимую Маоли своим визитом, – церемонно сказал полковник, хотя понятия не имел, кого он имеет в виду. И мы не будем задерживаться на вашей земле и беспокоить воды вашей реки. Мы уйдем, оставив скромные дары и унеся память о вашем гостеприимстве…
Но слова падали, словно камни в бездонный колодец. Жрец, подняв голову, встретился с полковником холодным взглядом и снова покачал головой.
– Я не могу разрешить вам уйти, – твердо сказал он. – Вы должны посетить Маоли. Только она решает – кто уходит, а кто остается!
Бонгани вздохнул и исподволь осмотрелся по сторонам. Убедившись в мирном характере разговора, жители повыходили из домов, заполнив улицу и прилегающие переулки. Мужчины, женщины, дети толпились вокруг редких в их местах гостей, обсуждали необычную одежду и странные манеры, показывали пальцами на белых мужчин, а особенно на белую женщину, что-то громко выкрикивали, смеялись. Полковника бросило в жар от мысли о том, что сейчас начнется. А возможно, жар был предчувствием того, что их сожгут заживо…
Он снял свою форменную панаму и принялся обмахиваться ею, как веером. Движение воздуха проникло сквозь расстегнутые, вопреки уставу, верхние пуговицы рубашки и принесло некоторое облегчение. Но целью обмахивания являлось не охлаждение грузного тела полковника. Это был очередной знак «леопардам» – команда «Огонь!» Осознав это, Бонгани запоздало крикнул:
– Ложись!
И первым упал в сухую мелкую серую пыль деревни Самаки-Рофу, представляя, как через секунду сотни остроконечных сверхскоростных пуль выкосят толпящихся вокруг людей, словно острая коса выкашивает заросли сорняков. Те, кто был осведомлен о неожиданной команде, повалились рядом, закрывая руками головы. Мелкая пыль поднялась серым облаком и принялась медленно опускаться на распростертые тела чужеземцев, но ничего того, чего они ожидали, не происходило. Только туземцы испуганно затихли: они привыкли верить знакам, а потому удивились, что важные гости неожиданно распростерлись ниц. Но жрец все расставил по местам.