О каждой должности, от самой значительной до самой ничтожной, Бонапарта просили тысячи соискателей. Не питай он изначально глубочайшего презрения к роду человеческому, он приобрел бы его, проглядывая прошения, под которыми стояли имена, либо прославленные предками, либо сделавшиеся известными в революционную пору; прежняя жизнь и тех, и других просителей составляла разительный контраст с должностями, на которые они притязали.
Те, кто желает извинить поведение Бонапарта, упрекают во всевозможных прегрешениях французскую нацию. Пожалуй, она в самом деле страдает избытком тщеславия и недостатком гордости, в самом деле ценит малейший успех куда больше, чем прекраснейшую жертву. Есть ли, однако, на свете нация, которую правительство не способно развратить? Мир наш устроен так, что при обычном течении жизни порок и добродетель предоставляют человеку едва ли не одинаковые преимущества, и сделать выбор между ними способна только совесть, однако если порок внезапно получает в свое распоряжение восемьсот миллионов ливров для подкупа и восемьсот тысяч штыков для устрашения, у большинства людей не находится сил ни преодолеть соблазн, ни побороть страх. Сравните англичан времен Генриха VIII, Кромвеля и Карла Второго с англичанами, обретшими свою восхитительную свободу,>198 и вы увидите, что разница между ними ничуть не больше, чем между нынешними французами и французами прошлых, а если Господу будет угодно, то и будущих — столетий.
Зимой 1801 года правительство направило Законодательному корпусу множество декретов, касающихся внутреннего управления и по большей части весьма дельных;>199 революционные власти наделали много глупостей, которые следовало исправить, вдобавок первый консул охотно позволял прокладывать дороги, рыть каналы,>200 открывать богоугодные заведения и совершать прочие добрые дела, о которых без умолку трубили газеты; ведь ему лично все эти показные благодеяния не стоили ровно ничего. Бонапарт не имеет ни малейшего вкуса к благотворительности. Если деньги — средство для приобретения чего-то важного, он их не жалеет; если же их надобно потратить по зову души и в интересах правосудия, он предпочитает их приберечь. Ради скорейшего достижения цели он подписывает распоряжения о выдаче денег из казны с такой же легкостью, с какою объявляет набор рекрутов; на нужное предприятие он не жалеет ни денег, ни солдат, но на то, что он именует вещью бесполезной, а именно на доброе дело, из которого нельзя извлечь никакой политической выгоды, денег не даст ни за что на свете. Меж тем ничто не раздражает так сильно, как восхваления благотворителя, который черпает деньги на благие дела из государственной казны, но даже не думает поступаться роскошью, которой окружает себя по расчету или из тщеславия. Вообще я не устаю повторять: добродетель без самопожертвования — не добродетель; все, что мы делаем для самих себя, — на какие бы подвиги мы ни пускались, — не стоит восхищения окружающих.