Шавершол хотел спросить его, кто дал такое имя Великой Голубой реке, но не успел. Ласло повел их в соседние чумы и говорил всем:
- Они наши братья. Завтра мы покажем им праздник медведя.
Манси здоровались с гостями и угощали их жирным и мягким брюхом рыбы.
Спали угры в чуме Ласло. На другой день, вечером, к нему собрались мужчины и женщины, родившие двух сыновей, на медвежий праздник.
Ярко горел огонь в каменном чувале. В чуме стало жарко, люди сняли меховые рубахи, но обвязали руки шкурами и травой. Брат Великого Торума не любит голых рук.
Ласло надел рукавицы из медвежьих лап с черными загнутыми когтями и, качаясь, запел о Мир-Суснэ, всевидящем сыне Великого Нуми-Торума. Этой песней манси начинали все свои праздники.
За людьми смотрящий - Мир-Суснэ,
О-о! О-о! О-о!
Ты один не боишься темной ночи,
О-о! О-о! О-о!
На белом коне объезжаешь землю,
О-о! О-о! О-о!
Ты видишь и слышишь все,
Ты глаза и уши Великого Торума.
О-о! О-о! О-о!
Ласло кончил, Сопр отложил деревянную палочку, взял другую, и по знаку его запели все сидевшие в чуме. Они умоляли Мир-Суснэ быть добрым и зорким, хранить их скот и не пускать в степь болезни. Угры слушали братьев и удивлялись: у них нет скота, а они просят Мир-Суснэ беречь скот; живут в лесу, а просят не пускать болезни в степь...
Когда манси кончили петь о быстром, как ветер, и зорком, как птица, Мир-Суснэ и Сопр отложил еще одну палочку, Ласло надел берестяную маску медведя, поднял когтистые лапы, раскрыл пасть и заревел. От дверей крался к нему с большим луком охотник. Они сошлись. Ласло-медведь старался зацепить охотника медвежьей лапой, а тот, бросив лук, плясал и вертелся вокруг него.
Охотник нырнул под медвежьи лапы и, выхватив костяной нож, всадил его в бок медведя. Ласло упал, дернулся, как умирающий зверь, и затих. Охотник поставил ему на спину ногу и закричал:
- Ты умер, брат Великого Торума, ты умер и не будешь нам мстить!
Сопр отложил еще одну палочку, мужчины и женщины запели о Нуми-Торуме, о великом и невидимом вожде духов. Они обещали ему седую куницу и черную лису, серебряные чаши и жирное мясо. Они называли его добрым и ласковым.
Таяла тихая песня в честь Великого Нуми-Торума, сначала засыпали старики и женщины, потом засыпали мужчины.
Сопр отложил пятую палочку и поднялся, покачиваясь от усталости.
- Мы пойдем в мой чум, - сказал он уграм, - и будем есть рыбу.
Угры вышли за ним из чума Ласло. Тихая ночь глядела на них с густо-синего неба множеством волчьих глаз, черный лес ближе подвинулся к стойбищу братьев и затаился... На Великую Голубую реку легла широкая и лунная дорога. Она звала их домой, в юрту рода, на берег родного Меркашера. "Идите и смотрите", - сказал им в Синей пещере Большой шаман. Они видели многое в пауле братьев, но мало радости было в их чумах, невеселы были их песни и праздники...