Теперь уже не смогу. Вернее, сказать-то, как раз смогу. Но ничего у меня не получится. Потому что пустой жадр и заполненный выглядят совершенно иначе. И он не мог не видеть, что в тот момент, когда я извлек его из кармана, он был пуст. Нет, ну как же так, а? Почему дар ко мне вернулся в самый неподходящий момент? Не в любом другом месте: в ночлежке, прямо на улице, да где угодно, но когда был один? Или не один, но только не в той ситуации, когда солгать невозможно?
Меж тем Яков Ильич сжал его в ладони.
— Вот это да! Вот это да!!! — шептал он.
Понимаю, что изумило Таланкина. По словам циника Гудрона, жадры, заполненные самым сильным, но ныне покойным эмоционалом Федором Отшельником в сравнении с моими — как детский палец и бычий член. Только как мне все это теперь расхлебать?! Пустить ему пулю в лоб, и попытаться отсюда скрыться? Нет, шуметь не стоит — для таких дел есть нож.
Сейчас, главное, заговорить его, или сделать что-то другое, чтобы приблизиться на расстояние удара. Жалко его, наверное, будет — все-таки он неплохой человек. Но, если понадобится — рука не дрогнет.
— Да ладно вам, Яков Ильич! Жадр как жадр. Давайте я вам еще их наделаю, делов-то!
И в подтверждение достал последний. Сжал его в руке, заранее скривился от боли, которая обязательно сейчас придет, постоял немного в ее ожидании… и сунул жадр обратно в карман. Потому что ничегошеньки не произошло: мой внезапно вернувшийся дар, также внезапно и исчез…
— …Так что он прав и не прав, ваш Федор Отшельник, — закончил я свой рассказ.
— Может, тебе необходимо какое-то время, чтобы накопились силы? Или что у вас там копится?
— Может, и нужно.
Только как же мне удалось их заполнить почти десяток за одну, так сказать, сессию? Тогда, в ущелье поблизости от Вокзала? Таланкин уже не выглядел изумленным. Ну да, минут двадцать прошло, если не больше — часов в его кабинете нет. За время моего рассказа, мы даже успели немного выпить. Земного коньяка, который он хранил, вероятно, для каких-то особых случаев.
Таланкин надолго замолчал, обдумывая, пока, наконец, не сказал.
— Значит так, Игорь, в нашем договоре ничего не изменилось. Жадр, конечно же, я у тебя заберу. Для себя лично. Ну и цена будет соответствующая. Жаль, конечно, — вздохнул он уже на прощание.
— О чем именно жаль?
— О том, что дар у тебя не всегда. Жадры, заполненные Федором Отшельником и тобой — это как… — замолчал он, подбирая сравнение.
И я усмехнулся, вновь вспоминая Гудрона.
Леру я нашел уже в комнате ночлежки.
— Что такая веселая?
— Что такой задумчивый?
Глядя друг на друга поинтересовались мы, и наши вопросы слились в унисон.