Автобиография (Тэтчер) - страница 90
Как нарочно, Министерство по делам пенсий должно было отчитаться в понедельник сразу после печально знаменитой перестановки в кабинете министров в июле 1962 года, ставшей известной как «Ночь длинных ножей». Джон Бойд-Карпентер отбыл, чтобы занять пост Главного секретаря Министерства финансов, а Ниэл Макферсон еще не занял его место в Министерстве по делам пенсий. Поскольку все вопросы, стоявшие на повестке дня, касались деятельности департамента скорее с моей стороны, нежели со стороны отдела военных пенсий, именно я почти час отвечала на вопросы вместо министра. Этому, конечно, предшествовал полный стресса уикенд для меня и чиновников, которых я донимала. Лейбористская партия была настроена бурно, но я справилась, ответив на вопрос о планах на будущее, что я сообщу об этом моему министру, «когда он у меня будет».
Но справится ли правительство? Как мне предстояло узнать из собственного опыта много лет спустя, каждая перестановка в кабинете министров имеет свои подводные камни. Но никакие трудности, с которыми я когда-либо сталкивалась – даже в 1989 году, – не сравнятся с ужасающим ущербом, что нанесла правительству «Ночь длинных ножей», когда треть кабинета, включая лорда-канцлера и канцлера казначейства, была отставлена и новое поколение в лице Реджи Модлинга, Кита Джозефа и Эдварда Бойла оказалось на передовой политического фронта. Одним из уроков, что я вынесла из этого события, было то, что нужно стараться вводить молодых людей в правительство при каждой перестановке, чтобы избежать тупиковых ситуаций. Макмиллан плохо справился с переменами, и его репутация никогда полностью не была восстановлена.
Прежде всего в стране заметно нарастало чувство, что консерваторы находятся у власти слишком долго и что они потеряли дорогу. Самое опасное время для правительства наступает, когда люди чувствуют, хотя, возможно, еще не совсем отчетливо, что «пора что-то менять». Позднее, осенью 1962 года, правительство столкнулось с волнениями другого рода. Дело шпиона Вассала, прилет Филби в Советский Союз, подтвердивший подозрения, что он был двойным агентом КГБ с 1930-х годов, и летом 1963 года дело Профьюмо – все вело к тому, что росла молва об аморальности и некомпетентности правительства. Такие вещи можно игнорировать, когда правительство пышет здоровьем. Но влияние всех этих унизительных событий было более сильным из-за общей болезни.
Европа была одной из главных причин этой болезни. В октябре 1961 года Гарольд Макмиллан поручил Теду Хиту сложные переговоры по поводу членства Британии в Европейском экономическом союзе. В немалой степени благодаря силе воли и самоотдаче Теда большая часть проблем, касающихся, например, того, что делать с британским сельским хозяйством и торговыми связями с Содружеством, казалась вполне решаемой. Затем в январе 1963 года генерал де Голль наложил вето на наше вступление в ЕЭС. В то время в Британии не витало большой любви к Европе. Было общее чувство, которое я разделяла, что в прошлом мы недооценили потенциальные преимущества Британии при вступлении в Общий рынок, что ни Европейская ассоциация свободной торговли (ЕАСТ), ни наши связи с Содружеством и Соединенными Штатами не могли предложить необходимое нам торговое будущее, и что нам было пора вступить в ЕЭС. Я была активным членом Европейского союза женщин – организации, основанной в Австрии в 1953 году, чтобы способствовать европейской интеграции, и заседала в ее судебной коллегии, где обсуждались вопросы касательно закона и семьи. Но я видела в ЕЭС по существу торговую структуру – Общий рынок – и не разделяла сама и не принимала всерьез идеалистскую риторику, которая окружала «Европу». По сути, теперь мне ясно, что генерал де Голль был гораздо более проницателен, чем мы были тогда, когда, к нашему огромному недовольству, он заметил: