В нас всех присутствует взращенная культурой инстинктивная уверенность в том, что состязательный процесс является гарантом правосудия.
Именно эта вера в то, что данный процесс и представляет собой правосудие, и объясняет, а также оправдывает мою роль в нем как адвоката. Именно она позволяет мне с легкостью отмахиваться от этих неизбежных вопросов за столом в гостях: как ты защищаешь человека, которого считаешь виновным? тебе когда-нибудь доводилось выступать обвинителем против того, кого ты считал невиновным? – с невозмутимостью, изобличающей бессмысленность подобных вопросов. Я лишь шестеренка в огромном зубчатом механизме. Чтобы не нарушать симбиоз неустойчивой экосистемы правосудия, я обязательно должен выполнять свою роль беспристрастно. Как только адвокат позволяет своим личным чувствам подорвать холодное профессиональное суждение, вся наша состязательная система начинает сильно барахлить. Потому что тем самым я бы взял на себя роль присяжных. Я прихожу на суд не для того, чтобы излагать свое мнение или делиться своими чувствами. Я прихожу, чтобы представить своего клиента, его версию событий, без страха и без предвзятости, в меру своих способностей. Вот в чем моя функция. Я пехотинец правосудия, марширующий под ритм состязательного барабана.
Если, выполняя эту свою обязанность, я ненароком помогу оправдать того, кто на самом деле виновен, то это, честно говоря, уже не моя профессиональная проблема. Присяжные ознакомились со всеми доказательствами, которые были беспристрастно и в соответствии с законом представлены и тщательно изучены. Этим двенадцати независимым людям, а не мне, решать, в достаточной ли степени государство убедило их в вине подсудимого. Я лишь пешка в этой игре.
Если мне, чтобы добиться данного результата для своего клиента, придется уговаривать судью в установленном и законном порядке скрывать от присяжных какие-то относящиеся к делу доказательства или показания из-за опасений в их предвзятости, или по причине сомнений в их искренности, или же из-за тех несправедливых обстоятельств, в которых они были получены полицией, то это не просто по правилам игры, а является моей прямой обязанностью как адвоката защиты.
Если, вследствие проведенного мной ожесточенного перекрестного допроса или же моей грозной заключительной речи, страдание и муки – как говорил Лорд Брум – настоящей жертвы преступления были преумножены, то это с огромным прискорбием должно быть списано на «побочный ущерб» в благородном сражении за отстаивание индивидуальной свободы, а также за то, чтобы только в случае доказанной государством без каких-либо сомнений вины человек мог оказаться в неволе. Как я высокомерно заявил ранее, рассматривая столкновение интересов потерпевшего и подсудимого, первому просто приходится смириться, что его права будут ущемляться в угоду прав второго, так как того требует модель состязательного правосудия, иначе не способная должным образом функционировать.