Вместе с тем подобная многословная самодовольная проповедь, произносимая с самонадеянной и хладнокровной беспечностью человека, которому столь возвышенные идеалы были вдолблены в голову с первого года обучения в юридической школе, позволяет мне воздержаться от критического анализа тех нелепых, глубоко заложенных предположений, которые не просто лежат в основе нашей модели правосудия, но и определяют само мое существование (с профессиональной точки зрения). Например, такая ли наша система состязательного правосудия хорошая, как ее все нахваливают? Не слишком ли многое – истины, достоинства – было принесено в жертву на ее алтаре? Можно ли на самом деле сказать, что система, которая не стремится всеми силами к правде, вопреки заявляемой цели, а награждает вместо этого единственного победителя соревнования, действительно вершит «правосудие» в том смысле, который видит в нем любой человек за пределами адвокатских кругов? А также не наносим ли мы, перестав считать правду – если мы вообще ее хоть когда-то ценили – основополагающим принципом нашего суда, тяжелейшую травму принципам Просвещения, тем самым нарушая права всех сторон – обвиняемого, потерпевшего и общества в целом.
Если я ненароком помогу оправдать того, кто на самом деле виновен, то это уже не моя профессиональная проблема.
Этих вопросов я стараюсь избегать. Потому что за ними неизбежно следуют другие.
Являюсь ли я нейтрально настроенным с точки зрения вопросов морали слугой правосудия, доблестно исполняющим назначенную мне роль в конвейере судопроизводства? Или же я, равно как и тысячи мне подобных, являюсь соучастником извращенной, вредоносной модели уголовного процесса, лишь частично отдающим себе отчет о том разрушении, что мы сеем на самом деле? Когда я свысока осуждаю откровенное насилие государства над фундаментальными столпами правосудия, не являюсь ли я аналогом пассажира первого класса, жалующегося на ограниченный выбор блюд на кухне «Титаника»? Разве не должен был я, вместо того чтобы искать какие-то заурядные причины выхода нашей системы из строя, на которых так зациклен я вместе со всеми своими коллегами, сделать из всего увиденного мною в залах суда вывод, что эта система по самой своей сути чудовищно аморальна и неправильна?
Пришла пора подробней поговорить про принцип состязательности.
Дело Джея – одно из тех, что останется у меня в памяти до конца моей карьеры. Не из-за характера предъявленных ему обвинений, являющихся, несмотря на свой ужас, как бы то ни было печально, довольно обычным делом в Королевском суде. Не потому что он стал первым моим оправданным подзащитным, чьи заявления о невиновности я находил в глубинах своей души, в которых мне по долгу попросту запрещено копаться, крайне неубедительными. Все дело было, скорее, в конкретных обстоятельствах данного дела, а также в сыгранной мною в нем роли, которые, собранные воедино, пожалуй, являются для обывателя самым что ни на есть наглядным примером неправильной работы системы. Доказательством того, что состязательный процесс является помехой, а не проводником на пути к правосудию.