Если же свидетель, когда адвокат с самодовольной ухмылкой начнет трясти у него перед лицом противоречащим его словам протоколом, тут же скорректирует свои показания, чтобы они соответствовали записанным, то он попросту все выдумывает на ходу. Если он предположит, что записывавший его слова полицейский допустил ошибку (чем в полиции периодически грешат), то свидетелю в театральной манере указывается на его подпись, стоящую на каждой странице протокола, и адвокат с неодобрением в голосе и наивно-праведным видом спрашивает, какую еще информацию в своих письменных показаниях свидетель не удосужился перепроверить.
Наличие нескольких свидетелей открывает широкий потенциал для нестыковок в их показаниях по той простой причине, что у группы добропорядочных свидетелей, честно рассказывающих об увиденном и услышанном, будут совершенно естественным образом расходиться детали их воспоминаний и восприятия. Всегда найдется что-то, что адвокат может представить как «доказательство» их ненадежности. Миша и Тамара обе сказали, что впервые заговорили друг с другом о сексуальном насилии со стороны отца два года назад, примерно за полгода до того, как приняли решение обратиться в полицию. Когда показания этих двух плохо образованных, психологически уязвимых женщин неизбежно разошлись относительно конкретных сказанных слов, точной даты, времени и событий того дня, то мы с гордостью окрестили это доказательством того, что они все придумали. Их показания отличались по той простой причине, что они запутались в собственной лжи. Когда же их слова пугающе совпадали, то все дело было в том, что они попросту сговорились.
У группы свидетелей, честно рассказывающих об увиденном и услышанном, будут совершенно естественным образом расходиться детали их воспоминаний и восприятия.
Когда есть возможность добавить в свой арсенал конкретные примеры ненадежности и лжи, которых у нас было предостаточно, то они тоже охотно идут в дело. Особенно если, как это было в случае с Тамарой, свидетеля уже ловили на лжи в данных полиции показаниях. Несколько лет назад она сказала психологу, что собирается «здорово отыграться» на Джее. В каком именно контексте это было сказано, было неясно, однако из записей было установлено, что Тамара использовала именно эти самые слова, и даже психолог это подтвердил. Обвинение с этим фактом согласилось. Это идеальным образом ложилось в нашу теорию злонамеренной жалобы, хотя, используя это, мы и рисковали, что обвинение представит эти слова как естественный гнев девочки, чей отец-узурпатор лишил ее детства. Тамара же, вместо того чтобы так все и объяснить, когда подобный вопрос всплыл в ходе перекрестного допроса, стала отрицать, что вообще когда-либо подобное говорила. Она соврала. Джордж тем самым смог показать ей, а также присяжным в своей заключительной речи, что это была ложь, изобличавшая ложь и во всем остальном. Это была лишь верхушка айсберга. Одна доказанная ложь – ложь,