Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя ((Филипьев)) - страница 137

Всё, больше писать не могу, совсем темно. А на сердце после ещё одного дня афонской пустыни — светло и радостно.

Из святогорских разговоров:

~ «Душевная радость занимает место духовной радости и не даёт даже приблизиться к последней. А если кто стяжал духовную радость в пустыне, но, разменявшись, устремился к душевной радости в виде светской музыки, литературы, кино, то постепенно теряет духовную радость. Духовный восторг изгоняется и подменяется душевным восторгом.

Все, пусть и непрелестные, но чувственные явления при молитве: теплота, утешение, умиротворение, всё равно ещё остаются душевными. На них нельзя останавливаться. Умное делание ведёт выше, к духовному исихазму. Ибо Бог выше и больше не только скорбей и горестей, но и радостей, и утешений.

Бесстрастие — в непрестанном и благодарном пребывании с Богом.

Причём мы в любом случае обращены к Богу: но или с покаянием, кротостью и славословием, или с ропотом, претензиями и недовольством».

~ «Монахиня Тихона на Кавказе рассказывала про некоего кавзказского пустынника, что, когда он вынужденно путешествовал в поезде, то по радио звучали задорные народные песни, а ему было мучительно трудно сосредоточиться на молитве Иисусовой. Тогда пустынник на каждый такт песни стал с усердием произносить: «Христос распялся на Кресте», — и быстро пришёл в себя.

Вообще делателями Иисусовой молитвы замечено, что её труднее всего держать (в миру), когда играет музыка и поют. Потому-то, чем больше мирских песен, неважно, плохих или хороших, тем меньше молитвы. И соответственно, чем меньше в мире молитвы, тем больше песен».

Горячо стремясь к удовольствиям мира, я обрёл только горечь для себя и других. Когда же отрезвлённый Промыслом Божиим приготовился испить чашу скорбей, то Бог подарил мне такие духовные утешения, которые несоизмеримы ни с какими мирскими удовольствиями.

19:00

Вчера поздно вечером вернулся в свою родимую келейку «Сладкое лобзание — Споручница грешных». Как будто и не уходил.

Сегодня делал дела, стирал, ходил к Ипатьевской братии на трапезу. А только что позвонил дорогой старец отец Рафаил и расспрашивал о моём паломничестве. На мой вдохновенный рассказ про высокогорный афонский лес, похожий на русский, где можно гулять, как в парке, сказал: «Да, там можно было бы поставить келью. Только её будет видно издалека среди деревьев. Особенно не спрячешься».

Потом авва спросил: «Когда ты к нам-то?». Оказывается, он уже ждёт начало книги «Святогорец» и хочет, чтобы я посмотрел его рисунки к ней. Договорились, что я по его благословению, не откладывая, сейчас приступлю и, как только будет что почитать, приеду в ущелье Трёх братьев.