— Каюсь, батюшка. Каюсь...
Старец мне это сказал, словно это было вчера. А ведь после того случая прошло почти двадцать лет. И батюшка ни тогда, ни после меня не попрекнул. Про проклятие я, к сожалению, совершенно не помню... Вот время пришло и Господь вразумил духовника, он мне напомнил, а я покаялся. Ведь исповедь не отчёт о грехах, где важно перечислить факты. Исповедь — это покаяние, сожаление о поступке, решимость больше так не делать...
Потому и ждёт Господь, пока мы сами придём с покаянием, хотя мог бы нам указать на грех, но ждёт Долготерпеливый, пока сами осознаем и придём в сокрушение.
А батюшка все эти годы, значит, скорбел о моём поступке. И даже кличку лошади помнил...
Каюсь, батюшка, каюсь. Каюсь.
16:00
Кому-то шум моря мешает молиться. А мне вот — соловьи. Они тут так заливаются, что я понял смысл слов известной песни (раньше оказывается не понимал):
Ты не пой, соловей, возле кельи моей.
И молитве моей не мешай, соловей.
Однако дело не в море и не в соловьях, а во мне самом, во внутреннем устроении и состоянии.
Отец Рафаил благословил, ободрил, и сразу соловьиная песнь стала не помехой молитве, а помощницей, напоминая, что вся тварь хвалит своего Творца. Так и море может прообразовать собой то, что мы должны в любую погоду, в любых обстоятельствах жизни петь непрестанную молитвенную песнь Богу. Слава Господу, сотворившему эту многообразную удивительную красоту — от моря до соловья!
...А я вижу, что Господь Иисус Христос, по Своей милости, при всей моей чёрствости, потихоньку творит инока из моего грешного, но хотящего каяться внутреннего человека. Бог постепенно и последовательно отсекает все многочисленные наросты, чтобы дорожил я единственным Сокровищем — Христом. Таков ведь настоящий инок — пустыннолюбец, исихаст.
Таков и наш старец иеросхимонах Рафаил. Всё готовый отдать, лишь бы быть со Сладчайшим Спасителем Иисусом Христом — Истиной и Любовью.
Пусть море славит Господа мощным прибоем, соловьи — умилительными трелями, цветы афонские — свежестью и ароматом, солнце — весенней нежностью, горы — вечной неизменной исихией своей. И я, грешный, беру чётки, иду с молитвою Иисусовой в афонские благословенные дебри — славить Господа за милость Его.
Сегодня пасмурно, соловьи не поют. Но тепло. Тепло и от той мысли, что сегодня пять месяцев, как я на Святой Горе Афон, в Уделе Пречистой Богородицы. Именно сюда, в ущелье Трёх Братьев, я приехал тогда. И пробыл первые дни...
Только что проводили нашего авву до причала, он отбыл в соседнюю келлию Рождества Святого Иоанна Предтечи. А я иду кашеварить для братии.