— Я был сегодня на похоронах, — сказал он вдруг. — Умер старый консул Халворсен. Тебя на церемонии, кажется, не было?
— Я и не знал, что он умер, я не видел объявления.
— Мне сообщили. И я решил, что должен пойти, хотя терпеть не могу похорон.
— Да, удовольствие сомнительное…
— Удовольствие? Если бы еще не эти проклятые цветы. Я до сих пор чувствую запах роз. Не должны цветы напоминать о похоронах. Когда я умру, мне на гроб цветов не приносите.
— Что ж, тогда оставь соответствующее распоряжение, — предложил я.
— Уже оставил.
Не мог он вытащить меня в Богстад на поля для гольфа только для того, чтобы сказать, что он не хочет, чтобы ему на гроб приносили цветы. Тем не менее до сих пор это было единственное, что Свен мне сообщил. Он так крепко сжимал несчастные клюшки, что суставы на его пальцах побелели, а меня больше, чем обычно, раздражал странный перстень с печаткой на его мизинце.
Мы подошли к водному препятствию. Я ударил первым. Мяч шлепнулся в воду. Со мной это дело обычное. Свен извлек из сумки стальную клюшку и приготовился бить. Он все больше мрачнел и глядел на мяч исподлобья, как на своего заклятого врага. На лбу у Свена блестели капли пота. Мне знакома эта его реакция. Таким он был с детских лет. Когда у него возникали проблемы, он всегда казался взбешенным.
Вынув из кармана старых серых брюк носовой платок, Свен обтер лоб. Вместе с платком из кармана выпорхнула и упала на траву какая-то бумажка.
Это был трамвайный билет.
Вообще-то я не склонен фантазировать. Но этот трамвайный билет меня удивил. Маленький светло-желтый прямоугольник, какие дают в городском трамвае. Я подумал о «ягуаре» вишневого цвета, о «мерседесе» с флажком пароходной компании на дверце. К тому же существуют такси. С чего вдруг, черт возьми, у судовладельца Свена Холм-Свенсена оказался в кармане трамвайный билет?
Свен приготовился бить, а я стоял тихо, как пресловутая мышь. Мяч уверенно и красиво пролетел над маленькой бухточкой и лег на траву у самой восьмой лунки. Я хотел было наклониться и подобрать билет, потому что каждый игрок в гольф раз и навсегда усвоил, что на трассе для гольфа не должно быть ни соринки, но Свен уже бежал к своему мячу, и я побежал за ним. Однако мне было над чем поломать голову. Видя нервозность Свена, в этом маленьком желтом билете я почуял что-то недоброе.
Я все меньше и меньше понимал, чего ради Свен вытащил меня на эту запоздалую прогулку. Он несся от лунки к лунке, как разъяренный бык.
И вдруг между тринадцатой и четырнадцатой лунками Свен остановился. И спросил внезапно, без всякой связи с чем бы то ни было: