— Если так, лучше подай на развод сама.
— Хорошо. Только объясни мне, как это сделать.
— Я найму адвоката. Ты подпишешь доверенность, и он сам все оформит. Это долгий процесс, но тебе не нужно жить здесь. Ты можешь вернуться в Россию, а юрист подготовит все бумаги.
— Ладно. Я не против. Когда?
— Давай я позвоню тебе завтра.
Саид сдержал обещание и на следующий же день нашел адвоката. Про себя я усмехнулась: надо же, он может действовать быстро. Уже через пару дней я подписала заявление, оставила адвокату доверенность и заказала нам с мамой билеты в Москву.
Все остальное время я почти безвылазно сидела дома, разглядывая фотографии Валида. Мама пыталась переключить меня на что-то другое, но безуспешно. Саид звонил и приезжал только по делу — отвезти меня в суд или к юристу. Я не имела ни малейшего представления, чем буду заниматься в России. А хуже всего было то, что я не имела ни малейшего желания чем-то заниматься и даже о чем-то думать.
Полиция не имела ко мне никаких вопросов. Лену допросили, но довольно поверхностно, и не чинили их семье никаких препятствий для возвращения в Россию. Я приехала в больницу в день выписки и привезла оставшиеся деньги. Она явно обрадовалась, поскольку вряд ли рассчитывала их получить, но я сочла, что Лена выполнила свою часть договора. Мы расстались без каких-либо претензий, и они тут же уехали в аэропорт. Глядя им вслед, я испытала очередной приступ зависти. Семья… Мама, папа, сын. Когда-то у меня было также. Могло быть и сейчас — если бы я сберегла, сохранила то, что имею.
Сожаление и раскаяние стали моими вечными спутниками. Каждое утро, просыпаясь, я ощущала тяжесть в груди и несколько секунд пыталась понять, что случилось. Когда воспоминания возвращались, я начинала плакать. Слезы могли политься в любой момент, даже ночью. Я всегда носила с собой фото Валида и часами смотрела на него — дома или на улице. Когда мимо меня проходил ребенок, особенно мальчик, я ревниво всматривалась в его черты и отчаянно завидовала родителям. Конечно, никто не мог сравниться с Валидом. Я помнила его лицо, как будто видела сына минуту назад, помнила исходящий от него запах, слышала тоненький детский голос, чувствовала его прикосновение. Стоило только закрыть глаза… А открывая их, я снова оказывалась в суровой реальности. У меня больше нет ребенка, и никакие воспоминания его не оживят. Я — разведенная женщина, мой сын погиб в автокатастрофе. Он погиб, и этого никак не исправить. Нужно как-то смириться и жить дальше. Говорят, время лечит. Интересно: тот, кто это сказал, когда-нибудь хоронил ребенка?