Тамара взяла трубку и тут же прижала ее к груди.
— Иди! Тарков!
Голос у первого секретаря был хриплый, язык ворочался с трудом. Поздоровался. Долго дышал в трубку. Наконец спросил:
— Как на Бойце дела идут?
— Хуже чем было, лучше чем будет.
— Оставь свои прибаутки для жены. Толком расскажи.
— Восстанавливаю полигон после паводка. Думаю, через неделю запущу промприбор и начну мыть пески.
— Думать ты будешь потом, когда запустишь там пять промприборов.
— Сколько? — Жарченко переложил трубку в другую руку.
— Пять! — Тарков повысил голос. — Уразумел? Выжимай из Бойца все! Я знаю, ты давно там моешь… Сколько дашь сегодня? — спросил после продолжительной паузы.
— Норму.
— Не густо. Закрыл суточную сводку прииска и ждешь, когда я хвалить тебя буду? Где дополнительное задание?
— А чем его брать? Нет у меня бульдозеров для Бойца.
— Вон как заговорил. А кто отменил указание о перестановке техники?
Жарченко молчал.
В трубке послышалась брань.
— Чего молчишь? — угрожающе поинтересовался наконец Тарков.
— Трубка раскалилась — не могу к уху приложить.
— К заднице приложи, если у тебя уши нежные! Ты понял, Что я тебе насчет Бойца сказал?
— Не разобрал.
— Ну-у-у! По-русски уже не разумеешь. — Отчетливо слышалось тяжелое сопение Таркова, но привычной ругани не последовало. Что-то его останавливало. — Ладно, директор, — пробурчал он устало. — Завтра с Тургеевым будем у тебя. Потолкуем.
Жарченко спокойно положил трубку. Впервые за многие годы он с полным безразличием воспринял разговор с первым секретарем райкома, не вспылил, не взорвался. Потом он встал, подошел к окну, посасывая потухшую трубку, стал разглядывать поселок, в беспорядке раскинувшийся на крутом склоне сопки. Все вроде по-старому, ничего не изменилось, и все-таки что-то произошло.
Долину окутывал предутренний туман. На трассе показалась знакомая «Волга», спускаясь в долину, притормозила, и тут же громадное облако пыли накрыло ее. Жарченко свистнул. Гриша выглянул из «Победы».
— Махни наперерез вон той «Волге». Это Кубашов. Скажи, я здесь.
«Волга» не могла пробраться среди отвалов к полигону, и вскоре Кубашов показался на соседнем галечном отвале — он шел напрямую. Поздоровались. Жарченко в который раз удивился его худобе, острым плечам, с которых пиджак свисал мешком. «Ум бог. Дал, а с телом пожадничал». Кубашов заметил его взгляд и принялся старательно стряхивать серую пыль, густо налипшую на ворсистую ткань. На лице его, как всегда в таких случаях, появилась вежливая, скорее даже извиняющаяся улыбка.
— Из-за проклятущей пыли я опоздал почти на час, — заговорил Кубашов. Голос его; негромкий, такой же вежливый, как и добрая улыбка умных светло-серых глаз, звучал глухо от сухоты в горле; — Впереди шла «Татра» с прицепом все время по середине дороги. Обогнать удалось лишь под перевалом.