— Символ чего? Добра? Зла?
Тарков оглянулся и почти уперся носом в лицо Кубашова, глаза его лихорадочно блестели.
— Вон ты как запел! Значит, он один во всем виноват? Я спрашиваю — один?
Кубашов отодвинулся, он Чуть не задохнулся от густого водочного перегара, которым пахнуло изо рта Таркова.
— Что ты знаешь о Берзине? — неожиданно спросил Тарков, помолчав — Враг народа? Да, вражина злейшая, за что и был расстрелян. А кем он был до этого? Чекист?! Дзержинец?! Знаешь, кого привез этот дзержинец на пароходе, которым прибыл на Колыму с назначением на должность директора Дальстроя? Комсомольцев? Энтузиастов новой жизни? Ха-ха! Трюмы пароходика, списанного еще в прошлом веке, были забиты заключенными, как селедкой. За пять лет своего директорства этот кристально чистый ленинец успел создать здесь огромную лагерную страну. Колымию! А теперь скажи мне, Кубашов, он делал это по принуждению? Под страхом расстрела? Вот то-то! По убеждению! В полном сознании своей правоты. Так кто же он? Слепой исполнитель воли Сталина или его революционный соратник?..
Кубашов молчал, погрузившись в воспоминания, припоминая детали того разговора.
Жарченко по-своему расценил его молчание: он был доволен, что заткнул этого слюнтяя…
— Что же будем делать дальше? — директор присел на подоконник, сложил жилистые руки на груди, усмехаясь, смотрел сверху на Кубашова.
— Добывать золото, — медленно произнес Кубашов, надел очки и жестко уперся застывшим взглядом в лицо директора, — и строить на Колымской земле социализм.
— Социализм? — Жарченко тряхнул густой шевелюрой. — Отличная программа! Только мне бы уточнить одну детальку. Социализм-то вроде бы у нас давно построили. Об этом когда еще объявил наш вождь.
— Да, да, да! — повысил голос Кубашов, он уже не слышал Жарченко. — Вот именно, уважаемый Петр Савельевич, мы будем строить здесь социализм, и не в виде стеклянной башни на горе, а конкретный, реальный, в каждом поселке, на каждом прииске, в каждой семье! И делать это мы будем, какую бы обструкцию вы, бывшие дальстроевцы, ни устраивали Советской власти.
Жарченко с грохотом отбросил табуретку, обошел вокруг Кубашова и, упираясь растопыренными пальцами широченных ладоней в край стола, склонился к его лицу.
— А вы сначала сделайте вашу «власть» — властью, а не мальчонкой на побегушках. Я диву даюсь, неужто вам и впрямь не стыдно кричать: «Советская власть!..», «Высший орган власти на прииске!..» А председатель этой самой «высшей» получает самую низшую на прииске зарплату. У меня комендант общежития имеет в два раза больше. Протрите глаза. Какая у вашей «власти» власть. Справки о рождении и Смерти выдавать. Что еще? Туалет теплый для женщин построить в поселке? Так стройте! Это же святое дело власти — забота о людях. Ах, денег нет? Материалов нет? Да что же у вас есть? Сорок копеек в год на одну Лампочку в Девчачий туалет в школе — весь бюджет сельсовета. А для мальчишек уже тю-тю. Нету! В потемках мальчишки оправляйтесь. И ползет Председатель высшей власти ко мне в кабинет, и клянчит, как побирушка, лампочку для школы. Нищета под красным флагом. Такую власть на прииске я признавать не буду!