— Быстро? Да последние три года я как в шаровой мельнице кувыркался!
— Три года — не двадцать. Если для вас была шаровая мельница, то как назвать то, что мне судьба подарила?
Директор спустился с камня, вошел по колено в воду, пригоршнями зачерпывая ее, долго и жадно пил. Вытер мокрыми, ладонями разгоряченное лицо.
— В вас много наносного, — продолжал Пеньковский, — грубость, порой, извините, даже дурость — но в душе вы все же частный человек. Вы не должны уступать дорогу таким, как Тарков. По ней не один вы идете.
— Вы хотите, чтобы со мной случилось то же, что и с вами?
— Зачем вы так? — испуганно воскликнул геолог. — Лютому врагу не пожелаю! Но вы же видите, наступают другие времена. Вас может исключить из партии Тарков — сегодня он у власти. Вас могли снять с работы Тургеев. Но как личность вас не могут исковеркать, не кинут теперь в подобную мясорубку.
— Когда же закончится их право распоряжаться судьбами людей по своему усмотрению?
— Мне тоже тревожно, Петр Савельевич. Все мы, рядовые коммунисты, надеялись: вот прошел съезд, теперь приподнимут чугунную плиту и люди выпрямятся. Оказалось, мало бросить правильный лозунг, надо всем — всем без исключения! — строить свою жизнь по-новому… Если честно, боюсь я за наш завтрашний день… Вы ждете совета? А я не дам-его. Что значит мой совет? Это моя личная оценка, мои выводы; Человек сегодня таков, что чужие мысли воспринимает настороженно. Вы должны сами дать себе совет. Если он к тому же будет выстрадан в долгих раздумьях, сознание ваше примет его без колебаний. А там дело за волей. Уж ее-то вам не занимать. Одно вы должны помнить всегда — на Таркове не кончается партия. Он — досадное исключение, один из тех, кто пробрались в ее ряды ради карьеры. Вы должны сегодня же послать, апелляцию в обком.
— Который переслал жалобу горняков на Таркова — ему же?.
— И все-таки вы не минуете обком. Это необходимая инстанция.
— Знаю я их решение заранее!
— Тогда направим апелляцию в ЦК.
— А если и там не найду поддержки?
— Обратимся в Президиум Съезда. Он не за горами.
Поздно ночью Жарченко разбудил громкий, настойчивый стук в окно. Жарченко распахнул створки. Внизу стоял Пеньковский.
— Что случилось?
— Беда, Петр Савельевич! Встретил я шофера разведучастка, он возвращался на прииск — после быстрой ходьбы Пеньковский задыхался. — Проезжая по берегу Колымы напротив Каменного Сброса; на той стороне реки слышал выстрел из карабина. А до этого померещилось ему, будто женщина галопом проскакала на лошади, понимаете?
— Пока что ничего, заходите в дом.