«Спасибо, – сказала я. – Думаю, ничего не нужно. Наверное, они не будут кофе с пирожными».
И тут Дик разъярился. Лицо его покраснело, глаза расширились. Челюсти сжались. Он грозно посмотрел на меня и закричал. Я испугалась от того, что он так громко кричит. Его слова вонзались в меня, словно пули. «Мне наплевать! Я покупаю пирожные не для них. Я покупаю их для себя!» И он ушел. Повернул за угол и исчез так же неожиданно, как и появился.
Рассказывая, Оливия смотрела в пространство, словно пребывая в своем мире. Закончив, она посмотрела на меня и слегка приподняла брови, будто вспоминая, насколько этот случай показался ей странным.
– Сейчас это кажется невозможным – почему он так разъярился, – но все произошло на самом деле. Когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что вот так выйти из себя ему было довольно легко.
В тот момент я ничего не почувствовала. Наверное, это и называется шоком. Я как бы онемела, а птицы перестали петь, или я их не слышала, не знаю. А позже все внутри меня перевернулось где-то между сердцем и желудком.
Сейчас, вспоминая это, я думаю, что пыталась найти в произошедшем какой-то смысл. В том, что я сказала и что он сказал.
Она помедлила и глубоко вздохнула. Я перехватила ее взгляд.
– В то время, когда вы пытались найти смысл, испытывали ли вы то самое чувство, что «внутри все переворачивается»?
Слегка кивнув, словно покачиваясь, она ответила:
– Да. Наверное, это чувство мешало мне думать. Наконец, когда я все поняла, моя жизнь изменилась. Но я забегаю вперед. Теперь я знаю, что, когда тебя бьют кулаком или словами, это неправильно, но тогда я пыталась найти смысл. Поэтому я начала раздумывать над тем, что сказала такого плохого, что вывело его из себя и заставило накричать на меня. Тогда я не понимала, что больно было только мне. Я думала: «Неужели он разозлился, потому что я знала, что они не будут есть пирожные, а он не знал?»
– Значит, вы подумали, что у него могло сложиться впечатление, будто кто-то позарился на его пирожные, и поэтому он обиделся? – спросила я.
– Да, я подумала, может, не следовало рассказывать ему о том, что мне известны их планы. Я подумала: «Если бы только я объяснила ему, почему так сказала». Но откуда мне было знать, что это нужно объяснять? Или он рассердился, потому что я предположила, что он купит недостаточно, а ему не хотелось делиться?
– Значит, вы предположили, что еще одной причиной его гнева было то, будто вы за него решили, что он должен поделиться своими пирожными?
– Да. Я подумала: «Если бы я не поторопилась так сказать…» Но разве я поторопилась? Или же он рассердился, потому что хотел поделиться пирожными, а я решила за него, что он делиться не будет?