Императрица кивнула камер-фрейлине, и поручик Иволгина подала ей первый наградной лист:
— Госпожа подполковник авиации Любовь Галанчикова!..
РОМЕЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. 6 (19) сентября 1917 года.
Что ж, позади официальный обед для монархов и прочих приглашенных Эфрусси, и теперь настало время офигительных историй, поскольку сейчас в Константинополе полным ходом идут дипломатические сражения посредством государственных интриг, заключения официальных и неофициальных союзов, в том числе и сугубо ситуативных. Идет взаимная увлекательная грызня в десятках мест дворца и города. Для того высокая публика и собралась у меня в гостях.
Торг уместен всегда. И тут уж все средства хороши, в том числе иллюзии, блеф, обман, предательство, кидок «партнера» и откровенный удар в спину.
Фактически сегодня начался первый раунд Ялтинской конференции и все прибывшие в Константинополь это прекрасно понимали. И каждый старался застолбить для своей страны наилучшие условия. В том числе и человек, который сейчас сидел в кресле напротив.
— Приветствую вас, уважаемый Мехмед.
— И я приветствую вас, уважаемый Михаил.
— Сигару? Быть может, кальян?
Султан усмехнулся.
— Пожалуй, сигару. Благодарю, вас. Думаю, что кальян не располагает ни к обстановке, ни к серьезности разговора.
— Как пожелаете.
Глава осман раскурил сигару, я же, традиционно набил табаком свою трубку. Пока там Маша изображает Маргариту, в качестве хозяйки бала, я тут в полутени внутренних залов и кабинетов дворца, веду свою, не столь публичную работу.
Впрочем, Маше я откровенно сочувствовал и волновался за нее. Это вам не в кресле сидеть и трубку покуривать, играя в шахматы государственных интриг. Ей всех надо приветствовать, каждой приглашенной уделить внимание, каждую отметить и поощрить хотя бы парой фраз или улыбкой. Хорошо хоть к ее колену не выстроится очередь целующих. Что ж, есть видимо своя ирония судьбы в этом — раз уж нарекли тебя Маргаритой, то будь готова стать Хозяйкой бала.
Иоланда Маргарита Милена Елизавета Романа Мария Савойская.
Давно тебя так никто не называл.
И, конечно же, целовать твое колено я никому не дам, хотя и сам втравил тебя в эту историю.
Впрочем, я отвлекся. Пауза начинала затягиваться, а мой собеседник медлил. И я, раскурив трубку, делаю приглашающий жест.
— Полагаю, что мы можем пропустить светскую часть. Тем более что вам, вероятно, не слишком приятно быть гостем в этом дворце и в этом городе.
— На все воля Аллаха.
Собеседник сделал неопределенный жест, который, очевидно, должен был обозначить смирение.