После того боя нас оставили на острове, и я поднимался в небо ещё несколько раз, изучая попутно воздушные течения Балтики. Но в самом начале сентября нас перебросили с десантом в Либаву, где я снова поднимался в небо. Здесь мне даже впервые выдали пистолет «отстреливаться от противника». Я даже уж представлял, как я по-джигитски сделаю экс[3] атакующему меня самолёту и улечу потом на нем в Швецию, но поднявшийся с Балтики шторм прервал эти мои фантазии. Мой напарник похоже плохо закрепил трос и меня порывом ветра сорвало с якоря. Веревка ещё тащилась по земле, и я надеялся, что она за что-то зацепится. Но надеялся я тщетно: меня несло ураганом по большой дуге сначала на юг, потом на восток и север.
Подо мной проносились леса и болота Литвы. Оправившись от первого шока, я, стараясь отогнать страх, стал наблюдать за тем что происходить внизу. Так я и заметил несколько немецких эшелонов идущих за бронепоездами от Ковно и Митавы к Либаве. Подумалось, что мне ещё повезло и меня не сбросят в холодную Балтику вместе с нашим безумным десантом.
Ветер уже нес меня почти строго на север. Шар мой остыл и стал снижаться. Тут из густого леса прозвучала пара выстрелов. Я присел в гондоле своего аэростата и подумал, что радовался я рано. Мой шар был пробит и, не буду перед товарищами лукавить, мои губы сами стали шептать слова старой грузинской молитвы. Может слова мои дошли и упали мы с шаром удачно. Шар повис на раскидистом ясене, корзину дернуло и меня выкинуло из неё в кусты у болотца.
Не успел я еще встать, как рядом образовались два «леших» в мохнатках[4]. Они подхватили меня и потащили в лес. Я стал думать, что меня услышал не тот, к кому я парой минут ранее обращался. Но спрятавшись от приближающегося дождя под кронами леса мои демоны изволили вполне по-русски чертыхнуться, и я понял, что попал «к своим».
Так и оказалось. Подбили меня партизаны русского Северного фронта[5]. Не подстрелили они меня в воздухе потому как на то приказа не было, а на земле, потому как я был в нашей шинели и вылетая из гондолы «молился» как и положено ссыльнокаторжному.
Мои спасители отвели меня к своему командиру: ротмистру Булаку[6]. Которому, пребывая ещё в волнении я и выпалил всё что видел сверху. Меня напоили спиртом, накормили и сменили мою пропитавшуюся водой и холодом шинель. Переночевал я в его отряде. Утром меня знобило, и разведчики дали мне отлежаться. Командир вызывал только пару раз кое-что уточнить, а лекарь пичкал своими микстурами. Имея время подумать, я понял, что судьба дала мне урок и указала дорогу из этого михайловского ада.