Наконец его взгляд остановился на мне, и Руслан пораженно прошептал:
— Катя? Почему я с тобой? Почему я здесь?
Это не был тот сухой, похожий на шелест опавшей листвы шепот, который я слышала в больнице. Он обращался ко мне, как обратился бы раньше!
Я была не готова к такому, совершенно, я не знала, что сказать. Но мне и не пришлось отвечать, потому что снова заговорил он — быстро-быстро, отчаянно, словно боялся, что не успеет договорить, и в его голосе была такая испуганная, отчаянная мольба, что у меня мурашки по коже пошли.
— Катя, ты не должна находиться рядом со мной, никогда! Брось меня, оставь, а лучше — убей… Да, да, убей, или дай мне умереть, дай мне утонуть, отпусти меня! Я больше не хочу возвращаться туда, я не могу, я не выдержу, у меня нет сил, я так устал… Я не хочу туда, не хочу, позволь мне умереть, Катя, я…
Он запнулся на полуслове, словно задыхаясь. Его тело изогнулось в судороге, сковывавшей все мышцы сразу. Я наконец пришла в себя, наклонилась к нему, и вовремя! Это не было полноценным эпилептическим припадком, но это все равно было тяжелое состояние, и он мог утонуть.
Я ему не позволила — что бы он ни просил. Я усадила его в ванной, чтобы вода больше не угрожала ему, обняла, чувствуя, как меня трясет от шока.
— Руслан, все будет хорошо, я с тобой!
Но он мне больше не отвечал, и когда я отстранилась, чтобы посмотреть на него, меня ожидало неприятное открытие: его лицо вновь превратилось в маску тупого равнодушия.
Как бы я ни старалась, как бы ни плакала, что бы ни делала, это ничего не могло изменить.
Он больше не сказал мне ни слова, удивительное прояснение не повторилось.
* * *
Я никого не пыталась попросить о помощи, потому что понимала: это бесполезно. Вон, я обратилась к Наташке, когда все еще было более-менее реальным, а она как отреагировала? Она увидела, что произошло нечто необъяснимое — а необъяснимое не любит никто. Если бы я взялась кому-то рассказывать о том, что Руслан заговорил со мной, меня саму в психушку отправили бы!
Поэтому надеяться я могла только на себя. Мне потребовалось немало сил, чтобы наконец получить ключи от квартиры Ирины Георгиевны. Думаю, это опять восприняли как показатель моей жуткой алчности, но мне было плевать. Слова Руслана снова и снова звучали у меня в памяти, затмевая все остальное.
Я не только у него, я ни у одного человека еще не слышала в голосе такого абсолютного, беспросветного отчаяния. Казалось, что настоящий Руслан был со мной рядом — но что-то утащило его в темноту, вырвало прямо у меня из рук. Это было чудовищно, однако это же было и просветом, в котором я очень нуждалась.