Эпизод на кухне повторялся раз за разом, лишь с одной целью — свести с ума. Но Тэд сейчас, как никогда, четко понимал: это все обманка. Здесь нет настоящего ничего. Он шагнул прямо через иллюзию пигалицы, и она лопнула, как мыльный пузырь.
Очередная ловушка лабиринта распалась, открыв уже знакомый проход.
Когда ловец покинул сумрачный мир, то машинально полез в карман за хронографом. Отщелкнул крышку обычных на первый взгляд карманных часов. Два циферблата, один поверх другого, показывали время: реальное и то, сколько он на самом деле провел в лабиринте. Выходило, что в явном мире прошло не больше пяти минут, а вот по дорогам предвечного сна он проплутал час.
Тэд усмехнулся — быстро он. Химеры могли и полдня поизмываться, а их иллюзии бывали порой столь правдоподобны, что некоторые и не выбрались вовсе. Вот только каменные уродины оживали лишь тогда, когда чуяли поживу, а это значит, что ловец уже близок к грани…
Но потом он сам себя успокоил: ведь быстро же справился с иллюзией. Даже в лучшие времена, когда Тэд надеялся, что его питомица, Бариста, может стать якорем, такого не случалось. И тут его снежной лавиной накрыло осознание: якорь. Именно у якоря помимо воли запоминаешь такие мелочи, которые не под силу повторить иллюзиям лабиринта, да даже если и повторят, не будет в них чего-то настоящего, узнаваемого. Того, к чему тянется не разум, душа…
— Твою же ять! — выругался Тэд сквозь зубы и отчаянно расхохотался. Мессир обвел его, как мальчишку вокруг пальца и все-таки сделал по-своему, нашел чем заякорить Тэда в этом мире.
— А мне как теперь с этим жить? — крикнул ловец стенам.
Увы, его пустой кабинет ответа не знал. А может, просто не захотел им делиться.
Он.
Сегодня ему казалось, что он — редкостный идиот. Но потом он осмотрелся и понял. Нет. Это не заниженная самооценка. Просто вокруг — полные кретины. А в особенности — Фортуна. Эта дама вообще маразматичка.
Лаборатория. Лучшая. Самая новая. Совершенная. В ней уже несколько лет он корпел над расчётами, экспериментами и … все — впустую. И сегодняшний — тоже провальный, вывел его из себя.
— Я переселю ее. Эту чертову душу. Со всей ее гребанной памятью, переселю!
Он сжал кулаки по обе стороны от схемы расчетов, что лежала перед ним на столе.
Чашка липового чая, который он так любил, уже остыла, а он все вертел в руках карандаш.
«Требуется еще одна душа для эксперимента…» — он подчеркнул эту фразу красным карандашом. Требуется…. Да, требуется. Но гораздо нужнее ее — время, которое убегает сквозь пальцы.
Шенни.
Что я знаю о злости? Об отчаянии? В конце — концов, о себе самой? Как оказалось на поверку — совершенно ничего. Но я это собиралась исправить. Другой вопрос: как?