Смеюсь, машу перед собой руками, чтобы он не приближался, и сама отхожу.
— Ты на все готов ради этого вашего эксперимента? Хочешь узнать кто я такая, кто мой отец и пустить его на эксперименты? В научных целях конечно! И плевать что ни я, ни папа, никогда оборотнями не были, в зверя не превращались, да и от людей только генами и отличаемся?!
Смотрю в его глаза, такой спокойный, надменный даже. Чувствую себя глупой, очень глупой.
— Я знаю кто ты, Даша Петрова, и мне в отличие от Андрея не нужен твой отец для экспериментов, — спокойно смотрит на меня, говорит серьёзно.
Растерянно хлопаю глазами, я не понимаю.
— Тогда зачем я здесь? Что тебе нужно от меня? Что тебе нужно?!
— Мне нужна война, — он делает шаг ко мне, хватает больно за плечи, — и ты дашь мне ее.
Фейерверки взрываются где-то совсем близко, так близко, что в рядом стоящих машинах включается сигнализация. Распускающийся фейерверк отражается в черных глазах Рада. А я не могу поверить, что слышу это, а тем более воспринимаю всерьез.
— Ты дурак, что ли? — вырывается у меня под громкий залп фейерверка, а ведь даже не надеюсь, что не расслышал.
Улыбается, противно так, дергаюсь, чтобы отпустил, но не отпускает.
— Никто в этом городе не посмеет меня называть дураком, — говорит, надавливая на плечи сильнее.
— Но это не меняет того факта что война — это полнейшая глупость! В ней люди гибнут, а ты такое говоришь. Кто в своем уме хочет войны, терять свих близких? И после этого ты человек? Тебе не жаль своих родных, друзей, знакомых? — пытаюсь оттолкнуть его, но он слишком сильный.
— Почему мне должно быть их жаль? Мы охотники, живем для того, чтобы убивать оборотней, но не делаем этого уже много лет из-за дурацкого договора. Это наша работа, миссия и цель существования, многие об этом забывают из-за таких, как ты — антропоморфичных созданий, пародии на человечность. Ты ошибка природы, очеловеченный зверь, ходячее недоразумение и несуразное подобие человека.
Давит на мои плечи так, как будто хочет поставить снова на колени, но никто больше не заставит меня это сделать. Я встаю на колени не из-за прихоти кого бы то ни было, а по собственному желанию. Сжимаю его запястье, вдавливаю в него ногти, так что прокалываю кожу, но он даже не замечает этого.
— Сказал тот, от которого ничего человечного не осталось, — шепчу, смотря в бездонные черные глаза.
Толкает на землю, сваливаюсь на задницу, но не спешу подниматься. Начинает смеяться, от этого хриплого смеха идут мурашки, липкий пот выступает на спине.
— Сумасшедший, — шепчу в ужасе.