Верь (Власова) - страница 93

— Мне так жаль тебя, — шепчу, переставая смеется.

Вот эти слова выводят его из себя куда больше, чем если бы я начала обзывать его. Вминает меня в стенку сильной пощёчиной, а за тем сам хватает за лицо больно сжимая его.

— Не смей говорить мне это, тварь! — кричит, ударяя меня головой об стенку.

— Тварь? Зверь? Я человек, женщина! Ты сам это доказываешь, желая меня.

Смеется мне в лицо, а затем целует, больно, очень больно. Кусая губы кровь, не обращая внимания, что со всей дури колочу его в грудь руками. Только зажимает мои руки за запястья над головой одной рукой. Пытаюсь вырваться, царапаю его, бью лбом в подбородок, стараюсь заехать коленом в пах, но он не обращает на это внимание и уклоняется. Его теплые и влажные мерзкие губы на моей шеи и плече ставит болезненные засосы. Со всей силой даю ему ногой в колено, вырываю руки, когда он вскрикивает от боли. Дергаюсь в бок, чтобы убежать, но меня снова впечатывают в стенку. Его руки раздирают шифоновую блузку, сжимают за талию, пока колено пытается раздвинуть мои сомкнутые ноги. Кричу, пытаюсь выдавить этому уроду глаза, за что получаю снова по лицу. Голова кружится, он раздвигает мои ноги и поднимает за задницу выше. Гадкий рот накрывает бугорок на груди, меня как будто током ударяет. Больно, как черт побери больно! Бью его руками, хватаю за волосы и рву их в истерике. Он прекращает сам, только для того что бы попытаться то ли разорвать, то ли расстегнуть джинсы. Вот только теперь моя истерика стихает, и я наконец догадываюсь ударить не просто рукой, а кулаком. За этим ударяю его лбом со всей силы, так что разбиваю себе голову. Кровь стекает на правый глаз, я чувствую это, но не вижу. Ему тоже досталось, упирается рукой о кровать, пока с носа течет ручьем кровь, вытирает ее как будто это мелочь. Мне не выстоять против него, понимаю это с непонятным спокойствием. Стираю кровь с лица, пока что не так уж больно — вытерплю.

Знала, что он такой, что этим все и закончится, может именно поэтому придумала такой план? А может мне этого хотелось, где-то очень глубоко, в самой мерзкой частичке души? Или я просто заставляю себя так думать?

Смотрю на него — ненавижу, но при этом пересекаю несколько шагов к нему и прежде чем хватает меня, сама целую. Больно, противно, давит тошнота и мысли, но я оправдываю себя. Когда его руки сдирают остатки шифонового топа, когда запрыгиваю на него и мы вместе заваливаемся на кровать. Его руки проходится по всему моему телу, так противно. Язык залазит в рот, я кусаю его до крови, за что получаю по лицу пощёчину.