Священнослужитель провел кончиком ножа по животу девушки, который она инстинктивно попыталась втянуть, и громко возвестил:
— Великий Тенгри, ты восседаешь надо всем на небесах. Ты управляешь всем, и все есть не более чем твой замысел. Так смилуйся же над нами, ничтожными червями, и ниспошли нам удачу в нужный момент!
Нож неглубоко, самым кончиком, проткнул кожу живота. По блестящему от пота боку потекла алая струйка крови; служка подставил большую чашу под деревянного осла с распятой на нем девушкой.
— Галахан-эхэ, ты даруешь людям тепло и свет, счастье и богатство, разрушаешь зло, обессиливаешь коварство, очищаешь тело и душу человека; ты, воплощение чистоты, даруй нам смелость в наших сердцах для достижения цели.
Мирца завыла, негромко и безнадежно, словно сошла с ума. Она обмочилась от страха. Нож проткнул и рассек брюшину. Хлынувшая наружу кровь была темной и вязкой, будто застоявшейся. Повинуясь жесту буддака, служка раздвинул края раны пальцами.
— Милосердная Мать-Земля! Ты разостлала свои объятия от горизонта до горизонта, как простыню, раскинула свою кормящую грудь для нас, сынов твоих. Так сделай же так, чтобы у врагов наших, худых людей, были плохи дела во время боя, и копыта их коней попадали в барсучьи норы, ломаясь, и становилось им худо да бедно на поле брани…
Погрузив руки по локоть в живот Мирцы, буддак вытянул узловатые и блестящие лиловые кишки. В этот момент Есугена вырвало прямо на рукав стоящего рядом мужчины; тот даже не обратил на это внимания, завороженный зрелищем. Священнослужитель, ловко орудуя ножом и разрезая кишки, из которых на землю лилось жидкое дерьмо, бросал часть требухи в огонь, а оставшееся складывал на жертвенном камне, формируя узор. Едкий пахучий дым достигал ноздрей Есугена, и он бы, наверное, упал без чувств, если бы не бешеные крики напирающих сзади и по бокам людей. Он хотел закрыть глаза, чтобы не видеть все еще живую, хрипящую от нечеловеческой боли Мирцу, но стоило смежить веки, как из тьмы возникала скалящаяся морда твари, что прикидывалась Ямараджи. Это было куда страшнее.
— Ямараджа-хан! — продолжал молиться буддак. — Ты забираешь и приносишь искру жизни, ты раздуваешь и гасишь вечный огонь сердец людских, ты носишься над землею незримой тенью, всевидящей и мудрой, так даруй же нам победу в этой войне! Прими нашу жертву!
Резко взмахнув рукой, он что есть мочи ударил ножом посередине грудной клетки, навалился всем телом и рванул на себя, рассекая грудь на две части. В лицо буддаку хлынула кровь, он отряхнулся по-собачьи и схватился за одну часть раны, а служка — за другую. Вдвоем они разломали ребра девушки, после чего буддак запустил внутрь руку и проворным движением вытащил брызгающее багрянцем, ритмично стучащее сердце…