С тех пор как бог поместил в нас всепожирающее нечто, прошел месяц. Однажды в полдень мучитель пришел в залу, но на его руках не было ни когтей, ни жала, ни тупых зубов. Он катил перед собой огромную пылающую повозку. Он опустошил наши тюрьмы от запасов еды и воды и поставил их на повозку. Он повез нас из залы по длинному темному коридору, и всем нам стало понятно — скоро все закончится.
Повозка уперлась в тупик, в котором зияла прикрытая массивной дверью тесная ниша. Все тюрьмы были поставлены внутрь; дверь захлопнулась, и мы очутились в полной темноте.
С другой стороны ниши открылась еще одна дверь, и в наши глаза ударил свет, ярче которого мы еще не видели. Злой бог, оказавшийся уже по ту сторону, достал из ниши наши тюрьмы и выставил их на длинном белом плато, находившемся у стены абсолютно белой залы, меньшей, чем виденные нами раньше. Двадцать четыре мужчины и двадцать пять женщин, крохотный комок обреченного народа, ожидали своей участи.
Злой бог открыл первую тюрьму, в которой находились наши женщины. Их красоту не портили даже уродливые узловатые наросты и выпирающие сквозь тонкую кожу увеличенные внутренние органы. Схватив одну из них, бог, на чьих пальцах снова выросли гигантские когти, поднес их к ее шее. Женщина закричала, рванулась, пытаясь отодвинуть их от себя руками, силясь сломать их. Бесполезно; когти сошлись, крики оборвались; раздался хруст, и ее голова с мутнеющими глазами откатилась в сторону. Кровь полилась из обезглавленного тела в глубокую синюю чашу. Когда посудина заполнилась, бог отставил ее в сторону и, положив тело на белое плато, начал разделывать его. Запахло дерьмом и кровью, запахло внутренностями. Запахло смертью.
Вот какой конец ждет нас. Вот единственный смысл нашего полного мук существования. Наша короткая жизнь — только прихоть богов, а наши слабые тела — податливый материал в их руках. Все, что ждет нас, измученных и истощенных — смерть! Если не от пожирающего наши внутренности нечто, так от рук злого бога, поместившего это нечто в нас.
Как же тяжело это осознавать.
Часы текли долго. Чаши наполнялись кровью, руки разделывали тела и доставали из них каждый орган, каждый кусочек нечто, отбрасывая в сторону бесполезные пустые оболочки. Когда пятнадцать женщин были убиты, нам захотелось есть и пить. И мы стали выедать темную вонючую мякоть нароста одного из братьев, запивая его мочой.
Очередь дошла до нас. Мои братья были безразличны даже перед смертью. Почти не крича, они вяло отталкивали от себя когти, вяло извивались в пальцах. Я хотел отвернуться, чтобы не видеть, как они умирали, но не мог. Один за другим они были убиты, а их помутневшие глаза безразлично смотрели на меня.