Он сидит с удочкой на берегу, вода чистая и прозрачная, видно дно. Кажется, что по колено, но впечатление обманчиво: взрослый мужчина уйдет с головой. Темно-серая пятнистая форель проплывает совсем рядом с наживкой. Мимо. Мальчик старается смотреть на поплавок, честно старается, но взгляд все равно смещается туда, где белеет червяк, нанизанный на крючок.
Пора возвращаться домой, помогать отцу в поле, а в ведре плещется только одна маленькая рыбка; из жадно раскрытого рта сочится в мутную, грязную воду холодная бурая кровь.
В деревню Яни шел через лес, опустив голову, пиная шишки босыми ногами. Каждый шаг, приближающий к дому, давался с трудом, будто ступал он не по песчаной тропе, а по раскаленным углям.
В лесу он в безопасности, здесь и Ведрана была бы в безопасности, его пятнадцатилетняя красавица-сестра. По щеке скользнула слеза, мальчик стер ее, заодно убив присосавшегося комара, на коже остался кровавый след. Его внимание привлекло движение в лесу: белка скакнула с ветки на ветку. Яни бросил на землю удочку и ведро (вода выплеснулась, рыба вывалилась на тропу, жадно раскрывая рот), схватил валявшийся под ногами камень и бросил в зверька. Промазал. Только мелькнул в густой зелени белый хвостик. Шипя от ярости, мальчик схватил еще один камень и кинулся за попрыгуньей:
— Убью! Вылезай! — он бегал кругами, пытаясь найти белку, но она ускакала. От бессильной ярости Яни упал на колени, едва сдерживая рыдания.
— Ничего, не можешь, тупой ублюдок! — закричал он на себя с интонациями отца. — Бездарь!
Мальчик поднимался на ноги, когда увидел у подножия высохшей, мертвой сосны сморщенные грибы, покрытые белесым налетом. Ответ. Яни подобрался ближе, едва дыша, зародившаяся мысль была страшной. Он не помнил их названия, но помнил, что грибы вызывают паралич, а пока черный человек будет недвижим, можно… Не то, чтобы он не думал об этом раньше. Иногда Ян представлял, как берет нож; ночью подкрадывается к кровати и поднимает руку. Вот только, удара не наносит, обязательно что-нибудь мешает: мать просыпается, на улице лает собака, на деревню нападают враги.
«Не надо, все разрешится само. Как-нибудь. Начнется новая война, — ребенок внутри сопротивляется, старается остановить дрожащую, вспотевшую ладонь, сжимающую маленький ножик. — Не разрешится. Вот ответ», — сказал Яни трусливому голосу и осторожно срезал грибы.
Повозка подпрыгнула на ухабе, громко крякнув. Тело Яни сместилось, голова сползла вниз и немного повернулась набок. Легкие сжались от ужаса.
Прямо в его широко раскрытые глаза смотрели мутные, вязкие бельма мертвеца. Голова покойника лежала на правом бедре Яна. Это был глубокий старик. Из закостеневшего, широко раскрытого рта вывалился черный распухший язык; вокруг морщинистой шеи — темно-фиолетовая борозда. Мальчик знал его: дядюшка Тан. Старик жил один в глубокой нужде: сыновья погибли на Великой войне. А вчера? Да, вчера мама сказала, что он повесился.