— Не смотри! Отвернись! — сестра кричит Яни, но он не может отвести глаз; хотел бы, но не получается. Разорванная ткань сползает на пол, обнажая стройное тело. На алебастровой коже пожелтевшие синяки от давних побоев, свежие царапины от ногтей.
Яни пытается встать, помешать, но боль сильнее. Ноги не слушаются, из глаз текут бессильные злые слезы.
Сегодня все будет по-другому.
В темноте он услышал легкие шаги и шуршание одежды. Ведрана оделась и выскользнула из дома, осторожно прикрыв дверь. Слава Владычице, отец не проснулся, когда она вытаскивала ключ из-под его подушки — был слишком пьян. Мальчик не посмел себе признаться, что последовал за ней, испугавшись, что сестра наложит на себя руки. От мысли, что Возница заберет ее, сердце Яни сжималось и отказывалось биться.
Девушка кралась между домами, Яни шел за ней. Они углубились в лес, мальчик понял, куда она идет. Легче не стало.
Дом старухи Вореи почти уходил в землю под заросшей мхом крышей. Из трубы курился дымок, в затянутом бычьим пузырем окне теплился свет, такой родной среди враждебного леса. Ведрана вошла, не постучав. Яни подкрался к двери, приоткрыл, совсем чуть-чуть, чтобы не заметили. От волнения и пота, стекавшего со лба, мальчик ничего не мог разглядеть. К спине прилипла намокшая рубаха, ночь была жаркой, предгрозовой.
Ведрана раздевалась, стоя у черной резной лавки. Развязала стягивающий талию поясок. Юбка упала на устланный соломой пол. Девушка стянула через голову рубаху. Старухи мальчик не видел, только слышал, как та цокает языком и тихо говорит:
— Понимаю, понимаю, но супостата можно извести, есть у меня одно средство. Мучиться будет, как мертвецы за Разломом. Можно сделать, чтоб не сдох, а век калекой беспомощным доживал.
Яни знал, что разозлило старую ведьму. Синяки, ссадины и шрамы. На животе — рубцы от ожогов, на запястьях — от веревок, как у рабов на рудниках. Мальчик подавил желание прижать руку к груди, там под грубой мокрой тканью жила боль — два дня назад отец прижег его кочергой за то, что Яни задел его, проходя мимо.
— Это не для него, а…
— Ладно, знаю. Помни, назад дороги нет, и если завтра передумаешь, поздно будет. Смерть в тебя войдет, прежней не станешь.
— Не передумаю.
Старуха подошла к низкой деревянной кровати у противоположной стены и откинула покрывало. Под ним лежал голый мертвец: с нижней половины лица содрана кожа, зубы скалились свисавшим с потолка вязанкам чеснока и пучкам лесных трав, на месте левой руки — культя с обломком кости, живот располосован когтями какого-то крупного хищника; раны стянуты и грубо зашиты.