От этой речи и, главное, от ее сути Ильюхин начал терять сознание. Однако… Она ведь по инстанциям попрет, она не отступит. Как быть?
— Чего ты хочешь?
— Венчаться и агусеньки!
— Ты что… уже… с начинкой? Беременная, что ли?
— За этим дело впереди, а ты как, согласен?
— Так ведь бога-то и нету? — нашелся он. — Куда же венчаться-то? Это чистая контрреволюция выходит, нет?
Она потерянно молчала.
— Ты, девонька, определись — по какую ты сторону от кучи хлама, иначе сказать — от баррикад! Венчаться… Это надо же такое… — закрутил головой.
Она сложила руки на груди, взгляд стал недобрым, глаза потемнели, глазницы смотрелись покойницки, как у черепа.
— Умный… — ткнула ему указательным пальцем в лоб. — Я не отступлюсь. Сегодня же пойду к председателю совета Белобородову и попрошу совета. Что он скажет — так и будет!
Пересекая площадь («Американская» была под взгорком наискосок), обреченно думал: «Спекся ты, ревматрос Ильюхин. Потому — что может посоветовать плоскомордый Белобородов? А только то, что советвласть своим пером и печатью все и скрепит, не хуже попа!»
У входа увидел Кудлякова, тот психованно замахал руками и закричал истерично:
— Где тя носит, матрос? Голощекин, Белобородов и прочие отправились на станцию, предыдущую, понял? Поезд с царем туда приползет! Юровский уже на стреме! А комендантом назначили Авдеева! Он уже обживается, с командой злоказовских, понял? — И, заметив, что Ильюхин не понимает, кто такие злоказовские, — объяснил: — Это фабрика такая или завод — черт ее разберет… Так хозяина зовут или звали, уж и не знаю. Его рабочие наняты в охрану!
— Так куда мне?
— В дом гражданина Ипатьева, Николая Николаевича, он же — Дом особого назначения по содержанию, понял? О тебе Авдеев предупрежден, имеешь право на все! Задача: внимательно присмотреться. Двери, окна, забор, доски, посты, митральезы, провода электричества и телефона. Определить слабые места, и план, план, понял? Чтобы он у тебя вызрел в лучшем виде! Присмотрись к семейству. Пообщайся с ними и с их слуготней. Кто знает… А может, кто из этой челяди и родит надобное нам? Мы ведь только по заданию, и, значит, несколько равнодушны. А им — жизнь терять, они где-то на уровне последней кишки не могут не чувствовать. Давай…
— Я так понимаю, что Юровский, Голощекин и прочие, кто заряжен на ихнюю смерть, — не должны догадаться о наших намерениях?
Кудляков расцвел.
— Я в тебе не ошибся! Подметки рвешь? Сделай так, чтобы жизнь и работа в ДОНе шли, как и принято между нами, партейцами, садом-ладом. Мы члены одной партии, и вера у нас общая, значит. «Ве-есь мир насилья мы разроем…» — запел негромко, со слезой, и Ильюхин истово подхватил: