Нынче манер был другой, заметил сразу. Супруга стояла у входа, величественно подняв красиво посаженную голову, в руке у нее была винтовка со штыком, приходящие отдавали честь и насаживали на штык мятые николаевские купюры.
— Проходите, товарищ… Проходите… А почему вы рвете о штык советскую ассигнацию?
— У меня нет другой… — затрепетал совслуж, наверное — из Совета, но «часовая» была неумолима.
— Это акция по дестабилизации советской денежной системы! Взять его!
И то ли взаправду, серьезно, то ли в шутку, в поддержку театрального действа, два чекиста в кожанках уволокли бедолагу в дом напротив.
Подошел, поздоровался, пожал плечами.
— У меня денег вообще нет. Никаких.
Она отдала честь:
— Вас приказано безденежно. Проходите, товарищ Папухин.
«И черт бы вас всех взял…» — миновал тамбур, и сразу же наткнулся на хозяина. Тот расцвел, как роза.
— Трищ Почепухин! Аллюр полкреста! Атас, Атос и всяко-разно! Я счастлив. У нас вечер революционного сопровождения! Прошу!
Оркестр играл «Марсельезу», несколько пар пытались танцевать, но не получалось, немыслимый ритм сбивал с толку.
— А вы, вы сможете? — Войков заморгал.
— А вы? — выдавил улыбку. Жердяк хренов. Петрушка чертова…
— А ну-ка… — Войков подхватил под талию, облапил, поволок, раскачиваясь, словно маятник каких-то немыслимых часов, и вдруг ощутил Ильюхин, что… получается. Вихляющий, ломкий, спотыкающийся танец самым необыкновенным образом укладывался в гимн революционной Франции.
— Вот, — назидательно поднял палец, отпуская Ильюхина. — Из чего мы делаем вывод о том, что все полы… пола?.. полы имеют реальную возможность к сожительству! Но вас, товарищ, я не совращаю, нет. Слишком ответственна ваша задача… А вот и ваша фифочка, какова?
От стены отделилось некое существо в красном платке и пестрой ситцевой кофточке, огненно-рыжие взлохмаченные волосы жестко закостенели в изначально приданной им форме, губы ярче флага, брови цвета сажи — она была образцовой девкой революции, только с панели.
— Чего тебе? — ощерился. — У товарища Пуйкова живот пучит?
— Иди за мной, идиот с «Авроры»…
Вихляя довольно пухлым задом, начала подниматься по лестнице вверх, вверх — знакомый путь…
— К диванчику, что ли? — осклабился Ильюхин. — Я свой… не на помойке нашел, чтоб ты себе имела.
— Во-о, дурак… — Она покачала головой. — Если ты не разыгрываешь спектакль — то я не понимаю, что в тебе нашли… наши люди…
— Ваши? — обомлел и даже отступил в угол знакомой ниши.
— Наши-ваши, садись, глупец безмозглый…
— Не дерзи, а то…
— Медицина, олух! — Ухватила за причиндалы, да так крепко, что взвыл, отпустила, поморщилась. — Я права. Есть за что подержаться. А это, согласно Гиппократу, означает: здесь — много, — показала, — там — пусто, — постучала Ильюхину по голове. — Но это только преамбула…