Дальше стало еще хуже. Только-только Анне начало казаться, будто Константин немного успокоился, как произошла настоящая катастрофа. Устинов пригласил домой на ужин своего издателя, от которого целиком и полностью зависела судьба его второй книги. За столом разговор зашел о современной литературе, и Анна, нисколько не задумавшись о возможных последствиях, высказала некоторые собственные соображения по данному вопросу. Вроде бы ничего особенного, ну сказала и сказала, однако издатель — Роман — вдруг живо заинтересовался ее мнением и позицией и на полном серьезе предложил Анне вести еженедельную колонку в его журнале. Константин промолчал, но когда Роман откланялся, устроил безобразную сцену, обвиняя Анну в том, что та сознательно и злонамеренно переключила все внимание на себя, лишь бы произвести впечатление на гостя. Идея относительно колонки вообще привела его в ярость. Не желая и дальше все усложнять, Анна проглотила обиду и пожертвовала перспективой карьеры в пользу семейного спокойствия. Она отправилась к Роману и отказалась от его щедрого предложения. А заодно попыталась выяснить, что именно не нравится ему в творчестве Устинова, чтобы потом в предельно мягкой и деликатной форме донести это до сознания Константина. Увы, Устинов снова обрушился нанес с обвинениями, что Анна лезет не в свое дело и попросту ничего не смыслит в литературе…
Приходилось признать — они день ото дня отдаляются друг от друга. Скандал за скандалом, ссора за ссорой, взаимные обиды, растущие как снежный ком, и никакого выхода…
Только на работе, в офисе «Горинстроя», у Анны появлялась возможность более-менее спокойно и здраво обдумать сложившуюся ситуацию, чтобы затем самоотверженно, в который уже раз, пытаться спасти угасающий семейный очаг. Она никогда не была ни конфликтной, ни, тем более, стервозной особой. Уж если ей удавалось двадцать лет выдерживать выходки и выкрутасы Витьки Рыбкина, неужели нс получится сохранить отношения с Костей?
Нет, непременно должен быть какой-то выход, нужно только успокоиться и собраться с мыслями!
Но именно это ей и не позволили сделать. Анна подняла глаза от бумаг: перед ее столом стоял Устинов, и выражение столица ничего хорошего не предвещало.
— Привет, — улыбнулась Анна, — С тобой все в порядке? Ты какой-то странный…
— Неужели? — саркастично протянул Константин, — Что же во мне такого странного? Может, я случайно в домашних тапочках пришел? Нет, в ботинках…
— Костя, что случилось? — Анна мысленно поклялась себе, что постарается не заводиться.
— Я надеялся, ты сама мне все объяснишь! — взорвался он, — Откуда в тебе это двуличие?! Я думал, что знаю тебя, доверял, как самому себе. Мне казалось, вот, наконец нашел женщину, которую назову подругой, женой… Наивный дурак! Но что ты ударишь так подло, в спину, я и предположить не мог. Оказывается, даже такая милая, умная, добрая женщина — тоже способна на предательство! Я только одного не понимаю: зачем? Объясни, зачем нужно было так оскорблять меня? Неужели ради удовольствия? Или, унижая меня, ты растешь в собственных глазах? — Похоже, Устинов слушал собственную тираду как бы со стороны и страшно нравился себе в трагической роли человека, оскорбленного в лучших чувствах, а потому не собирался останавливаться.