– Я прекрасно понимаю, что ты имел в виду, – улыбаюсь я, стараясь сгладить неловкость. – Я там была только для того, чтобы сравнять число. Одна из женщин ушла.
Он открывает свою машину:
– Так ли?
– Так ли – что?
– Только для количества? – Щеки Райана розовеют.
Почему он задает такой вопрос? И одну ужасную секунду я думаю, что он готов, запинаясь, признаться мне в любви, и я в панике, хотя и понимаю, что это глупо.
– Просто ко мне подходил один парень и спрашивал, не передам ли я тебе это.
На мгновение меня охватывает нелепейшее облегчение, я рада, что не поспешила и не брякнула какую-нибудь чушь. А потом до меня доходит смысл сказанного, и я густо краснею, заметив в руке Райана сложенный листок. Выхватываю записку из его пальцев, как будто она горит, и швыряю в свою сумку скорее для того, чтобы положить конец этому разговору, чем для того, чтобы узнать, что в ней написано.
– Я не читал, – неубедительно врет Райан и даже в глаза не смотрит.
– И я не собираюсь. До встречи.
И поскольку неловкость разрастается до катастрофических размеров, я быстро сажусь в машину и хлопаю дверцей.
И от злости на себя нечаянно даю задний ход. Нужно было отказаться, когда Кейт попросила меня выйти на замену.
Отъехав подальше, я намеренно поворачиваю в сторону только что достроенного дома и останавливаюсь на обочине. Здесь все дома из одинакового красного кирпича, безликие и новенькие, но они приобретут характер, когда новые обитатели – какие-нибудь воодушевленные молодожены – посадят перед ними деревья или повесят на окна нарядные занавески. Мой взгляд останавливается на табличке, сообщающей мне, что я нахожусь в тупике Глициний. Прищуриваюсь в попытке придать немного блеска этому унылому углу. Плакат впереди сообщает, что непроданными остались всего два дома, так что здесь явно живут большие надежды. Ловлю себя на том, что возвожу взгляд к небу: я наполняюсь цинизмом при виде таких оптимистичных веяний. Но все же немного кривлю душой. Ведь я почти ощущаю живую пульсацию в своей сумке на пассажирском сиденье: как будто та записка сдерживает дыхание, предвкушая, как ее наконец развернут, и тогда она запустит новую цепь событий. Однако, хотя мои пальцы уже тянутся к ней и касаются бумажки, я продолжаю оценивать возможности: смять ее, не заглядывая внутрь? Или…
Можно даже открыть окно машины и выбросить записку, став первым человеком, намусорившим в тупике Глициний. Вот только я не из тех, кто так поступает. Меня приводят в бешенство люди, которые беспечно оставляют после себя разного рода мусор: окурки на пляже или обертки от сэндвичей в парке. Говорю себе, что я не из тех, кто пакостит вокруг себя, достаю записку и разворачиваю, прижав к рулевому колесу.