Его язык слегка заплетается, он выпил уже достаточно для того, чтобы потерять способность отчетливо произносить слова, однако не настолько пьян и вполне понимает, что именно говорит.
– Я не могу сидеть в его доме, на его диване, с его подругой. Не сегодня. Не я.
Я могла позволить себе воспринимать канун Нового года как любой другой день, но Джона явно не склонен давать себе такую поблажку.
Он смотрит на меня, а потом наконец говорит то, ради чего и пришел на самом деле.
– Я… Мне чертовски жаль, что я это сделал, – шепчет он с измученным видом. – Там должен был оказаться я. – Джона закрывает лицо ладонями, растопырив пальцы, и скользит вниз по стене, пока не садится на крыльцо. – Так хочется, чтобы это был я…
Я глубоко вдыхаю. Джона явно не собирается входить в дом, поэтому я ставлю замок на предохранитель и сажусь рядом с ним на холодные ступени. Из ярко освещенного дома через дорогу доносится громкий шум.
– Не говори так. – Я сжимаю в руках холодную ладонь Джоны. – Никогда больше так не говори!
– Но ты так думаешь! – вырывается у Джоны.
Я ошеломленно таращусь на него:
– Джона, нет! Честно, я так не думаю! Не было дня, когда я не желала бы видеть Фредди по-прежнему рядом со мной, но, богом клянусь, я никогда не хотела, чтобы на его месте оказался ты!
Это правда! Я сотни раз желала, чтобы Фредди не отправился в тот день за Джоной, но это совсем другое.
Джона делает глоток из бутылки, потом дрожащими пальцами проводит по шраму над бровью.
– Всего лишь это. Мне досталось это, а его чертово прекрасное сердце перестало биться…
Я отбираю у него бутылку и сама делаю хороший глоток, чувствуя, как жидкость обжигает меня, скатываясь вниз по горлу. Ее тепло ободряет; сегодня ночью жутко холодно. Я не знаю, что сказать, чтобы Джона почувствовал себя не таким несчастным, а потом понимаю.
– Мама и Элли подарили мне сегодня памятную коробку. Разные вещицы, которые напоминают им о Фредди.
– Как будто кто-то из нас может его забыть! – Джона опирается локтями о колени.
– Там есть школьная фотография, – продолжаю я. – Ты, я и Фредди. Нам там лет по четырнадцать или около того. Мы выглядим совсем детьми.
Джона смотрит вниз и тихо смеется:
– Четырнадцать… Черт!.. Я сейчас учу детей такого возраста.
– Мы все взрослеем и стареем.
– Кроме Фредди. Он теперь никогда не станет стариком, – возражает Джона. – Просто представить его старым не могу.
– Я тоже, – соглашаюсь я и делаю еще один глоток «Джека Дэниэлса». Это очень крепкий виски; я просто ощущаю, как он смешивается с тем вином, что уже бродит по моему организму, развязывая язык и растапливая внутренний лед. – Но ты выглядишь так же, как тогда. Если не считать твоей безумной шевелюры.