– Проголодалась? – спрашивает Фредди.
Смеюсь, потому что знаю: он сам умирает от голода и ждет, что я скажу «да». У него аппетит как у стада диких лошадей.
Я киваю, и он поднимает меня на мои замерзшие ноги.
– А мы здесь найдем где согреться? – спрашиваю я.
Он натягивает мне на самые уши шапку с помпоном:
– Да!
Его телефон гудит в кармане куртки, но Фредди не обращает на него внимания.
– Тебе разве не нужно ответить? – спрашиваю я, потому что его телефон гудит все утро.
– Не-а, – отвечает Фредди. – Кто бы это ни был, пошел он подальше! Я в Париже с любимой девушкой.
Я улыбаюсь, ведь это приятно слышать, но и вздрагиваю… Может, мне за ворот упала снежинка, а может, это потому, что тот Фредди, которого я знала, обязательно проверил бы, не звонят ли ему по какому-то неотложному делу. И хотя в этом мире жизнь ощущается точно такой же, как в реальном, легкие различия все же присутствуют…
И это тревожит.
Похоже, здесь каждая улица, на которой мы оказываемся, завершается каким-нибудь ошеломительным монументом. Все они манят подойти к ним поближе и сказать хотя бы пару слов об их величии. Город будто построен для того, чтобы им восхищались, в особенности сегодня, когда снегопад окрасил все в бесконечное количество оттенков серого. Мы словно идем сквозь наш собственный черно-белый фильм. Парижане проходят мимо нас, погруженные в свои мысли, опустив голову, стремясь поскорее добраться до нужного им места: зимой город принадлежит только им, потому что орды туристов хлынут сюда, когда потеплеет. А сегодня это их город, и каким-то чудом и наш тоже.
– Ух ты! – восклицаю я, замедляя шаг перед гигантским зданием, окруженным высокими каменными колоннами.
Карта города сообщает мне, что это церковь Мадлен.
– Выглядит почти как римская, правда?
Поднимаюсь по широким ступеням, попутно касаюсь ладонью одной из монументальных колонн. Меня неудержимо влечет внутрь вся эта пышность.
Фредди идет за мной, и мы, взявшись за руки, медленно шагаем по мраморному полу, полные благоговения, ошеломленные размерами и красотой этого места. У меня перехватывает дыхание. Вычурные светильники бросают теплый свет на чудесные фрески, украшающие купол, и здесь царит чувство бесконечного мира и почтения, это некий оазис в городской суете. Мы с Фредди не религиозны, но все равно меня трогает атмосфера старины и покоя.
Мы подходим к ряду тонких белых свечек, зажженных посетителями в память о потерянных близких. Я бросаю взгляд на Фредди и вижу, что он роется в кармане в поисках мелочи. Не нахожу слов, когда он бросает монетки в ящик для пожертвований и берет пару свечей. Фредди редко говорит об отце, которого потерял еще в детстве. Он был слишком мал, чтобы сохранить о нем отчетливые воспоминания, но все равно остро ощущает его отсутствие. Фредди не допускает меня в эту часть своей жизни, и это одна из тех вещей, которые задевают меня сильнее всего.