— А я бы вернулась домой, — сказала Эльга.
— Сейчас?
— Нет, позже. Через год. Или через три. Чтобы мама, папа… Чтобы я вошла, а они такие… «Дочка, доченька!»…
Эльга всхлипнула.
Слезы потекли, словно дождь над Дивьим Камнем. Вытирай, останавливай, все равно не удержишь. Черное мастерство.
— Ну-ну, — Унисса смахнула пальцем слезинку с Эльгиной щеки. — Воды нам, по-моему, хватит. Перебор.
До Гуммина они добрались за четыре дня.
Лошадки попались выносливые и неприхотливые. На ночь Унисса, стреножив, оставляла их пастись на полянках неподалеку, затем разжигала костер, и они жарили мясо, изумительно вкусное, горячее, капающее жиром.
Темнота сторожила за кругом гудящего, выстреливающего искры огня, Эльга куталась в плащ, а Унисса рассказывала истории из своей жизни, о листьях и людях, о мастере Криспе, о приеме у кранцвейлера, где в глазах рябило от витражей и золотого шитья.
После этих историй было удивительно сладко засыпать в фургоне. Ветер дышал в стенки, бормотали листья на крыше, и сны приходили на мягких лапах, чтобы обнять и окунуть в отголоски услышанного.
Солнце по утрам явно чувствовало себя неуверенно и грело небо где-то за облаками. Дождь же больше грозился, больше пугал, чем лил по-настоящему. Прыскал, словно напоминая: я здесь, чуть что — гряну!
Они проехали низинку, давшую название местечку, всю в черных проплешинах, будто выгоревшую, миновали несколько деревенек.
Эльга набивала букеты, пытаясь перенести на дощечки ночь и костер, последнюю стоянку, дорожную колею, а Унисса то кривила губы, то неожиданно слегка поправляла один-два листа, превращая ученическую работу в нечто более зрелое.
До нужного размера отрос ноготь. Пользоваться им сначала было совсем не удобно, палец не соглашался гнуться под нужным углом, но с каждым разом управляться своенравными фалангами получалось все лучше. Р-раз! — и зубчик долой. Два! — прощай, черенок.
К Гуммину подъехали глубоким вечером, успев набрать в расположенной рядом рощице два больших мешка листьев.
Иссимский вейлар мало чем отличался от Эрзимского, в котором находились и Эльгино Подонье, и Дивий Камень. Те же заборы, те же дома, разве что побогаче, каменных побольше. Те же низкие стены вокруг городков, те же лавки под навесами и мощеные камнем узкие улицы.
И люди те же, пусть рубахи были свободней в вороте, пояса — с бляшками, а кофты и малахаи — длинней в рукавах.
Стражник в воротах и вовсе стоял в доспехе, жадно ловившем отблески потрескивающего факела. Погромыхивая начищенным железом, он вышел из будки и смело заступил лошадям дорогу.