19 октября 2020 года, понедельник
«Привет!» – раздался в моей голове тонкий голосок. – «А мы сегодня едем в Луна-парк! Будем кататься на каруселях!»
«Привет!» – ответила я мысленно. – «Я очень рада за тебя. А с кем ты идёшь?»
«С дедушкой Джерри. И дядей Стиви. И дядей Майки. Они прилетели в гости. Сказали, что каждый уважающий себя мужчина должен обязательно перекататься на всех каруселях в Луна-парке да того, как ему исполнится шесть лет. А мама сказала, что они обязательно обкормят меня сладкой ватой, как в прошлый раз, и если они меня затащат на «Летающий ужас», то она лично открутит им всем головы. А разве можно головы открутить? Там же нет резьбы, как на гайках. Или есть? Я как-то открутил несколько гаек на газонокосилке. И она развалилась. Папа хотел меня наказать, но дедушка Тедди сказал, что кто-то в своё время открутил у него колесо с машины, но его же не наказали. А папа сказал, что не в пять же лет. А если голову откручивать – наверное, нужен очень большой гаечный ключ? Интересно, а где мама его прячет?»
Я с улыбкой слушала щебетание своего маленького друга и вспоминала, как перепугалась, когда впервые услышала его голос у себя в голове. Точнее – плач. Сначала мне казалось, что младенец плачет где-то у соседей, за стеной. Учитывая мой суперслух, ребёнок мог находиться от меня и за километр. Вот только, в отличие ото всех остальных звуков, у меня не получалось «отключиться» от него. К счастью, плач этот был недолгим, и не таким уж и частым. Но всё же достаточно регулярным. Я продолжала списывать его на младенцев, обитающих в округе. Но однажды, когда я была в дороге на абсолютно пустынной местности, то снова услышала этот же плач. Я была уверена, что в радиусе нескольких километров вокруг нет ни одного младенца, поэтому признала очевидное – этот плач раздавался в моей голове.
От похода к психиатру меня удержало лишь то, что я в принципе избегала врачей с той поры, как сбежала из дома. Собственно, я избегала всех людей, сведя любые близкие контакты с ними к минимуму. Но врачи меня просто пугали – после того, как один из них дал моим родителям для меня снотворное, чтобы усыпить и увезти на опыты. Так что, можно сказать, у меня появилось нечто вроде фобии. К счастью, здоровье у меня было просто идеальное, так что в контактах с врачами просто не было необходимости. Поэтому я решила как-то самостоятельно решить свою проблему.
К счастью, малыш действительно не так уж часто плакал. Достаточно было просто подождать, и плач прекращался. Но однажды я не стала дожидаться, а просто стала мысленно напевать колыбельную. И малыш умолк. Это было выходом – я стала петь, едва заслышав плач, и он прекращался. Так продолжалось где-то около года, но однажды случилось нечто новое. В моей голове раздался тонкий детский голосок «Пой!». Я была ошарашена и не сразу сообразила, что должна делать. И тут вновь услышала плач. Я привычно, практически уже рефлекторно, запела колыбельную. Плач смолк, я перестала петь и вновь услышала: «Пой!». И тогда я поняла, что малыш в моей голове подрос и теперь уже может общаться со мной не только плачем. Каким-то образом между мной и незнакомым мне ребёнком установилась телепатическая связь. Я стала его «невидимым другом». До этого я читала, что маленькие дети частенько придумывают себе таких друзей. Кто знает, возможно, они вот так же входили в контакт с кем-то, с каким-нибудь другим ребёнком, и были «невидимыми друзьями» друг для друга. Почему это произошло со мной, ведь я уже взрослая – непонятно. Может, это одно из проявлений моей мутации? Не знаю. В любом случае, в моей жизни появилось нечто стабильное – мой маленький друг Джереми.