- Ле-е-на-а! - И еще раз: - Ле-е-на-а!
Здесь же в реке, дрожа от холода, мы выслушали рассказ о первой любви. Лева Дрозд, оказывается, любил какую-то Лену, которая жила в Тамбове и не отвечала на его письма. Он попросил нас покричать хором. И мы начали кричать хором:
- Ле-е-на-а-а! Ле-е-на-а-а!
И рев наш перекатывался по черной, слабо отсвечивавшей под звездным небом реке, натыкался на невидимый во тьме берег, и где-то далеко внизу, куда текла река, отзывалось слабое эхо. Орали мы так вдохновенно, что долго не могли услышать человека, который кричал на нас с высокого берега, где лежала наша одежда. Когда мы обернулись, то сразу увидели на фоне звездного неба черный силуэт человека с винтовкой и отчетливо услышали его голос.
- Эй, вы! Какого черта разорались-то? - кричал он с раздражением. - А ну-ка, немедленно выходите!
На четвереньках мы выкарабкались на берег и голышом предстали перед красноармейцем. Он был в шинели, туго перетянутой ремнем, а мы - голые. Он ругался, а мы старались не стучать зубами и смотрели на холодно мерцавший штык, тоненько оканчивавшийся у самого уха красноармейца.
- Вы что, не соображаете? Вы что, не видите? - кричал он и показывал в сторону темной арки железнодорожного моста. - Это что, по-вашему?
- М-мост, - ответил кто-то из нас.
- Не мост, а объект военного значения. - И когда мы уже окончательно замерзли, он скомандовал: - Пошли!
Зачем же идти, спрашивали мы, разве мы не имеем права искупаться на праздник?
Но часовой был неумолим.
- Пошли, - сказал он, - разберемся.
Оказывается, он вел нас к фонарю. Захватив в охапку одежду, не разбираясь, где чья, пошли к фонарю. Там часовой потребовал документы. Нам бы, наверное, плохо пришлось, если бы у кого-то в штанах, которые мы стали судорожно перебирать, не нашли чей-то студенческий билет. Подали его часовому. Он начал внимательно разглядывать документ, а мы увидели, что часовой был таким же пареньком, как и мы. Он прочитал в билете все, что нужно, и грустно вздохнул.
- Студенты первого курса, - сказал он как бы про себя. - А вот я не прошел. И сразу в армию.
- В какой сдавали? - спросил Юдин.
- В Бауманский, - ответил он жалобно и махнул рукой. А потом совсем не по-красноармейски, а как-то по-мальчишески спросил: - Сколько человек на место?
- Три.
- Вам повезло. А у нас было пять человек... Да вы одевайтесь, ребята.
Мы стали одеваться. Хмель у нас уже прошел, потому что нам очень жаль стало красноармейца. Хотели еще поговорить с ним, посоветовать на заочный подать, а когда отслужит срок, перейти на очный. Но он сказал, что ему надо на пост, попрощался с нами за руку и ушел, и тоненький штык слабо мерцал у него над головой.