В два часа Дона перевела его на станцию, запрограммированную для обработки огромной партии каталога офисной мебели. Машина выполняла операции не спеша, и Куин заснул бы, не зажуй сортировщик бумагу, что потребовало его вмешательства.
В три часа цех исторгнул Куина на улицу. Он сидел на заднем сиденье автобуса, впереди его не ожидало ничего, кроме длинного пустого вечера без концерта. Обычно он созванивался с кем-нибудь из приятелей, ужинал у него в окружении шумного семейства или съедал где-нибудь гамбургер, но тут он вдруг почувствовал себя человеком с прозрачной кожей. Мысль, что знакомые будут смотреть на него — в него, вызвала у него отвращение.
На первой пересадке он, повинуясь какому-то импульсу, вскочил на маршрут номер четыре, идущий через Сибли-стрит на запад. Он дернул за шнур, вышел и побрел под негреющим солнцем к дому мисс Виткус. На телеграфных столбах болтались ярко-зеленые листовки, которые оповещали о собрании жителей района. Они потрескивали, как пойманные жуки.
Участок выглядел ухоженным. Трава была аккуратно подстрижена, у кормушек мельтешили птицы. Все дышало порядком, и он почувствовал прилив гордости от того, что приложил к этому руку.
— Это вы, — сказала она, встретив его на пороге. Она посмотрела в сторону улицы. — Почему вы без машины?
— Я продал ее, — ответил он. — Деньги понадобились.
Его не заботило, как она воспримет его слова, — за свою жизнь она, надо думать, всякого наслушалась.
— На что? На выпивку?
— Заплатить долг совести, — непонятно, зачем он говорит ей это. — Но не сработало.
— Деньги редко срабатывают, — только и сказала она.
Он протянул ей пять долларов.
— Вы обещали мне показать фокусы.
Она взяла деньги, окинув его придирчивым взглядом, и пропустила на кухню.
Куин сел, ноги ломило от цементных полов у Ренни. Карты лежали на том же месте, куда она их положила в прошлый раз, а монеты и газеты исчезли со стола, если не считать одной вырезки, аккуратно свернутой.
— Сын говорит, вы даете ему заряд вдохновения.
Она посмотрела на него с непроницаемым выражением.
— Вы выпили?
— Одиннадцать лет не пью.
— У меня есть свисток, — объявила она, потряхивая тонкой цепочкой, висевшей у нее на шее. — У нас на улице случилось ограбление.
Из недр своего мятого свитера она извлекла пластмассовую штуковину, из числа кнопок вызова, которые носят старики, боящиеся умереть в одиночестве.
— Я нажимаю на кнопку — и готово, — сказала она, указывая на коробку, которая напоминала звукозаписывающий прибор из студии сороковых годов. — Какой-нибудь спасатель тут как тут.