— Вы себе не представляете, сколько денег Говард выкинул на разных мошенников, которые обещали его прославить и озолотить, — сказала Уна.
— Кажется, есть вещи, которые со временем не меняются, — он улыбнулся с каким-то самоуничижением.
Вот так и продвигалась их дружба, мелкими шажками да малыми рывками. Он продолжил, спотыкаясь, напевать эту мелодию, которая Уне запомнилась как совершенно идиотская вещь — человек пытается договориться с Богом за бутылкой виски, плод религиозного периода, который переживал Говард после того, как убили Фрэнки, и перед тем, как она ушла от него. Сколько раз она сидела на Вудворд-стрит в этом лохматом зеленом кресле, слушала унылый протестантский голос Говарда, умирая от желания поставить на их проигрывателе «кросли» пластинку Джимми Дуранте.
— Говард был абсолютный трезвенник, — сообщила Уна. — Так что сухой закон вообще никак на нас не сказался.
Куин продолжал напевать.
— Честное слово, Уна, это совсем неплохо.
— Может, твоим религиозным приятелям понравится, — сказала она. — Которые скоро выстрелят.
— Очень может быть, — ответил он и напел еще несколько тактов. — Я представляю, как это будет звучать с профессиональным виброфоном.
Уна понятия не имела, что такое виброфон, почему-то это слово напомнило ей, как подпрыгивали ящики с нераспроданными нотами в кузове грузовика, который привез их на Вудворд-стрит. Бедный Говард, такое великое разочарование. Вдруг ей пришло в голову: она подарила Куину граммофонный валик, чтобы показать, что не чужда музыке.
— Надеюсь, вы не позволите этим ребятам спасать вас, — сказала она.
— В их смысле — точно нет, — хитро посмотрел он.
— Ага, у вас на них свои виды, — ответила она.
— Если собрался большой зал, какая разница, кому молиться — Богу или дьяволу, — пожал он плечами.
— Я постепенно урегулировала свои разногласия с Богом. Но вы мне, пожалуй, симпатичней в союзе с дьяволом.
— Во мне не больше дьявольского, чем в страховом агенте, Уна, — сказал он. — У меня есть только работа. Вот что я люблю.
— Так это же просто прекрасно, — ответила она.
— Хочется верить, что твой выбор чего-нибудь да стоит, — тихо заметил он.
Он спрятал листок с нотами и протянул ей руку.
— Рад был познакомиться с вами, Уна.
— Так вы же ничего не знаете обо мне. Я ничего вам не рассказывала.
— Вы даже удивитесь, как хорошо я читаю между строк.
И она вдруг почувствовала, что ее и правда разглядели, и простила ему то, что он уходит.
Затем послышалось бодрое фырчанье на подъездной дорожке, это командир скаутов подъехал на своем сером фургоне.