К тому моменту, как я добрался до австрийской границы, картина изменилась. Вражеские войска, которые здесь называли «русским паровым катком», уже атаковали на востоке. Мы — «по стратегическим соображениям» — начали отступать. Первые беженцы были вынуждены покинуть свои дома. Здесь уже не разделяли восторгов по поводу начала войны. Солдаты и гражданские говорили кто по-чешски, кто по-польски, кто по-украински, кто по-словенски, кто по-немецки, и понять друг друга было не так легко, как в Германии, что рождало взаимное недоверие. Рассказывали, что в Праге чешские женщины вытаскивали своих мужей из солдатских эшелонов, те бросали оружие, и их убивали на месте. Да, чехи и словаки не хотели умирать за старого милого кайзера, который сам же сказал, что его не обходит стороной ни одно несчастье. А здесь все были бы счастливы, если бы их обошла стороной эта война. С русского и сербского фронта уже возвращались первые раненые. Те, что побывали в Сербии, рассказывали, что там им оказали далеко не дружественный прием. Женщины выливали на них из окон кипящее масло, а старики и «коварные дети» устраивали на них засады. «Коварные дети» — да, бывает и такое. Солдаты, правда, признавали, что сербы — очень храбрый народ.
На призывном пункте порядок был такой: сначала всех спрашивали, кто уже служил, а кто нет. «Служивший» получал билет и должен был ехать в место расположения своего полка. Того, кто не служил, тут же отправляли в сборный лагерь, где его готовили к военной службе и где для него сразу же начиналась «веселая» солдатская жизнь. Я вдруг понял, что оказался в непростом положении. Быть солдатом, идти на фронт, быть может, погибнуть — к этому я был готов, потому что меня разбирало любопытство, да и, в конце концов, такая судьба ждала миллионы других людей. Но только сначала я хотел побывать на родине — увидеть мою маленькую маму, родное село, город. Ведь я уже четырнадцать лет не был дома: интересно, под куполом старой церквушки по-прежнему не хватает двух кирпичей? Трудность заключалась в том, что я не служил! Бедный я, несчастный. А что если немного приврать, а? Они же и сами не хотели этой войны, а я и подавно. Значит, моя маленькая хитрость не имеет особого значения. Все это пронеслось у меня в голове, пока я стоял в очереди на призывном пункте. Внезапно я оказался прямо перед носом упитанного фельдфебеля, и он спросил меня: «Служили?» «Так точно, господин фельдфебель», — был ему ответ. «Где?» — «В 24-м пехотном полку, в Коломые». И мне сразу же дали билет до Коломыи, и я мог идти. Я пошел на вокзал и решил ехать домой через Прагу. Мне хотелось самому посмотреть, что делают чехи. Но на моих глазах никто не бунтовал. Они кричали нам «nazdar»