Это было крупное, серьезное поражение. Шимеле Рускин был единственным, кто не потерял голову. Он считал, что и проигранная забастовка может пойти работникам на пользу. Если мы будем учиться на своих ошибках, то во второй или третьей забастовке одержим победу, потому что в последней забастовке рабочие должны одержать верх. Это закон. Я не совсем его понимал, но мне было приятно его слушать и верить в то, что он говорит. Через какое-то время и он уехал из города и отправился во Львов.
Меня же выгнали из пекарни, и я впервые в жизни остался без работы. Я пошел на вокзал, где помогал пассажирам носить багаж, но оттуда меня прогнали профессиональные носильщики. Я спал в залах ожидания, но там меня настигали блюстители общественного порядка. Меня арестовывали, снова отпускали, травили и прогоняли. Была зима. Холод пронизывал до костей, а под ногами скрипел снег. Бесконечно долгими кажутся ночи выгнанному отовсюду подростку, когда внутри него вихрем кружатся голод, холод, одиночество, любопытство и пробуждающееся сексуальное желание. Неопределившийся, неуверенный, пока еще не научившийся думать, но уже обремененный тяжелыми, как свинец, чувствами, болтается он по городу. Такие ночи — нескончаемая мука. На своем пути я встречал разных опустившихся людей. Они рассказывали, что в Станиславе не надо беспокоиться о том, где переночевать. Нужно просто пойти в бордель, сесть где-нибудь в уголке и всю ночь проспать в тепле.
И вот однажды ночью я отправился на улицу Зосиной Воли. Сердце мое так и колотилось в груди. Дома здесь стояли, плотно прижавшись друг к другу, и отовсюду доносился шум и гам: настоящий рынок живой плоти. Старики, гимназисты, солдаты, по одному или группами входили и выходили из этих домов. Делали они это скрытно, будто воры. Сначала они шли вроде как по своим делам, а потом вдруг все вместе юркали в какую-нибудь дверь. Я, уставший и несчастный от нескончаемой травли и ежедневных блужданий, бродил вокруг одного такого дома. Вдруг к нему подошла группа мужчин, я затесался между ними и проскользнул внутрь. И вот я внутри, в притоне господина Киммеле!
Ростом Киммеле был чуть побольше лилипута, но у него были широченные плечи, из-за чего он был похож на гигантский игральный кубик с густыми, закрученными кверху усами и бычьим затылком. Когда кто-нибудь из гостей начинал буянить, он кричал своим густым басом: «Извольте вести себя прилично: взял барышню, заплатил и пошел! А кто безобразничает, может и нож под ребро получить!» Сразу становилось тихо, и Киммеле со штофом водки в руке уходил вглубь комнаты, где была лестница на второй этаж.