— Я?.. — Глонта растерянно заморгал закопченными ресницами, решительно не понимая, что нужно этому офицеру от него.
— Да, вы, — пододвинулся к нему Злобин. — Ведь мы с вами; единомышленники, боремся за одни и те же идеалы народной воли и свободы! И если они, — Злобин кивнул в сторону Пролыгина и Яши, — стакнувшись, действуют против нас, то и мы должны держаться друг друга, действовать сообща!
Теперь уже Глонта, испуганно вытаращив глаза, попятился назад. Он не столько понимал, сколько чувствовал из потока выспренних слов, что этот картинно-красивый и щегольски одетый офицер считает его «своим» и предлагает пойти против остальных — против Пролыгина, которым он восхищался, против Яши, против всей команды. И когда это стало ему совершенно ясно, его первоначальный испуг неожиданно перешел в гнев против столь чудовищного, противоестественного предложения. Задыхаясь от ярости, не умея, да и не желая найти иных слов, он выпустил в Злобина замысловатую матерную очередь, да такую длинную, что тот успел понять всю бессмысленность своей затеи и ретироваться раньше, чем Глонта выдохся.
Когда они втроем снова очутились в паровозной будке, Глонта, став спиной к старшим товарищам, воровато вытащил из нагрудного кармана какую-то бумажку и, скомкав, закинул подальше в глубь топки. И когда он с багровым от отблесков огня лицом следил, как горит бумажка, Пролыгин и Яша с улыбкой подмигнули друг другу и сразу сделали равнодушно-скучающие лица...
Пока на железной дороге происходили эти события, на фронте кое-что пошло не так, как планировалось сначала. И виной тому на этот раз была природа.
Да, немецкие войска собирались именно в этот день, 30 октября, атаковать Срубовские высоты, для чего подтянули на узком участке свыше трехсот орудий и подвезли свежие войска с Юго-Западного фронта. Однако для обеспечения полного успеха немецкое командование решило применить еще и газовую атаку. Между тем в ночь на 30 октября на фронтовой полосе внезапно подул сильный восточный ветер, который, конечно, должен был погнать газовое облако обратно, в сторону немецких войск.
Начальнику штаба Восточной группы немецких армий генералу фон Зауберцвейгу очень не хотелось отказываться от применения газов и тем самым ослаблять силу атаки своих войск, поэтому он попросил у командующего Восточной группой немецких армий Эйхгориа и начальника штаба Восточного фронта Гофмана разрешения перенести наступление на следующий день.
И атака была перенесена на 31 октября.
— Ну и ну, батенька! — говорил полковник Водарский, сверля колючим взглядом сидящего перед ним Евгеньева. — Вот уж не думал, не гадал, что ко мне будут ходить, как к оракулу дельфийскому, за подобными советами...