Остальное зло, что он останавливал всегда было человеческим. Это даже обижало его, не хотел он верить, что всё зло в мире в руках людей прибывает. Поэтому столкновение со злом реальным изрядно подняло ему настроение.
Справедливо рассудил Байгуд, да к ощущениям своим прислушался — не закончил он тут. Не могло это хлипкое создание столько людей наубивать. С ним бы даже селяни совладали, вилами да факелами, как речь о родной земле зашла. Что-то ещё тут есть.
Байгуд прошёлся по деревне, позаглядывал в оставленные дома, да набрёл на самый большой дом в центре. Окна его были наглухо заколочены, дымок с крыши не вился и свет в щелях не играл. Подошёл поближе, прислушался, да постучал пудовым кулаком в двери.
— Эй там! Чудища! Выходите. Не спрятаться вам.
— Э-э-э, — ответил ему дрожащий мужской голос. — Сам ты чудище! Не выйдем мы.
— Тогда дверь снесу и сам войду. Но тогда-то вам и ещё больше не сдобровать, ишаки побитые. И чего вам в могилах своих не сиделось… Жить тут надумали что ли? Из всех вас дух повышибаю, да назад в землю запихну.
Засов на двери заскрежетал, она отворилась, и из неё показалось совсем не умертвие, а мужичок… обычный селянин, живой и трясущийся от страха, как бывало при виде хмурого Байгуда.
— И… и-и-и… ты нас изводить будешь? — слабым голосом спросил мужичок, стискивая хлипкие вилы.
Байгуд тихонько отодвинул его с порога, согнулся в три погибели, просунул голову под косяк и заглянул в хату. Там, в темноте и тесноте, засела ещё пара женщин, старик, да дюжины две мужиков с вилами да топорами наперевес.
— Хм-м-м, — задумчиво пробасил богатырь. — А вы чего не ушли отсюдова?
— Не тебе и не нечистой гнать нас с родной земли! — закричал на него старик и замаха кулаками. — А ну пошёл отсюдова, мамонт отожратый! Не дадим добро своё тебе! Не бывать этому!
Селяне подняли на него своё вооружение, и Байгуд почувствовал тычок в боку, как от зубочистки. Вынул голову из проёма, увидел как ему в бок упираются вилы и мужик орудующий ими так и пыжится, да рассмеялся.
— Так-то эт я, Байгуд, вас выручать пришёл и нечистую изгонять, — отсмеявшись, пробасил он. — Не разбойник я. Да и нечистую изрубил уже. Вот хожу тут, осматриваюсь.
— Изрубил, значится? — недоверчиво спросил старик, когда деревенские высыпали на улицу. — А ну-ка, Аксий, иди-к посмотри, что там наш богатырь лохмушкоглазый там учинил и сколько домов нам разломал лапищами своими.
Аксий сверкнул лаптями, пробежал кружок по деревне, да вернулся.
— Так и изрубил, батька. Лежит тама, у Фроськиной заваленки. Домов не порушил пока. Стоит деревня наша.