— Хороший вопрос, — кивнул Ольмезовский. — Не мог ты подойти с ним ко мне в лабораторию? Скажем, завтра.
— Не-а, — беспечно ответил Тим. — Завтра вас в лаборатории не будет.
— Интересно, — сказал профессор после паузы. — А где же я буду, по-твоему?
— Завтра узнаете, — отказался от объяснений Тим. — Так как насчёт ответа?
Ольмезовский чуть развёл ладонями, мол, изволь, если не терпится.
— Психокинез предъявляет своему носителю энергетические затраты, весьма существенные. Это касается продолжительности жизни прежде всего, она, как известно, меньше средней, иногда значительно. Кроме того, у этой паранормы наблюдается широкий разброс побочных эффектов, не всегда положительных; пока мы не научились с ними справляться. Существующие модели пока не позволяют перейти к практике, использовать же предыдущие, условно-негативные схемы — запрещено Учёным Советом Института по вполне понятной причине.
— Иными словами, вы испугались, — безжалостно подытожил мальчик. — Правильно сделали: человечество ещё не доросло до таких возможностей.
— Может, и не доросло, — скупо ответил Ольмезовский, разговор ему не нравился.
Ему задали новый вопрос, он взялся отвечать. Алёна вздохнула, и пошла на выход. Тим увязался за ней. Странный парень. Выглядит охламоном, руки в брюках, лохмы во все стороны, чистенькое личико, лихая улыбочка. Но глаза жёсткие, и манера держаться — совсем не юношеская. Вдобавок, уважаемый человек, — профессор Института, чёрт возьми! — разговаривает с ним на равных. Как это прикажете понимать?
— На, — сказал вдруг Тим, отправляя ей файл со своего терминала. — Список литературы. Восприми, не помешает.
— Зачем? — хмыкнула Алёна.
— Поймёшь задним числом, о чём профессор сегодня трепался, — невозмутимо объяснил Тим.
— Ладно, — она сохранила полученное. — Спасибо.
Они остановились на террасе, нависавшей над нижним ярусом Экспо. Стемнело уже совсем, лишь далеко, за высотными свечками, догорала бордовая заря. Узкая полоса двадцать девятого «Ковчега» сияла ярче любой звезды, даже ярче Луны, карабкавшейся на небосвод по вершинам близких гор.
— Этот «Ковчег» — последний, — вдруг сказал Тим. — Тридцатого уже не будет.
В его словах прозвучала повелительная ясность предвидения. Стало зябко, несмотря на тёплый, безветренный вечер.
— Тим, а ты — странный, — сказала Алёна.
— Да, — не стал спорить он. — Ладно, бывай.
Он ушёл. Алёна смотрела ему вслед какое-то время, затем выкинула странного знакомца из головы и направилась к палатке с мороженым.
Домой она вернулась хорошо после полуночи. Тихо пробралась в дверь, бесшумно сняла обувь, куртку. В коридор просачивался свет из кухни, может, просто забыли выключить? Девочка осторожно пошла на цыпочках к своей комнате. Душ бы принять, но этак можно разбудить монстра. И начнутся вопросы, расспросы, допросы. На глазах у нового хахаля. И останется только под землю провалиться от позора.