Сэр Реджинальд, граф Дерский соскочил с коня во дворе своего замка, бросил поводья конюху, и, громко скомандовав:
— Бриан, ты идешь со мной!
… быстро взбежал по ступенькам к парадному входу, около которого толпились встречающие, во главе с его супругой.
Увидев искаженное от злости лицо своего повелителя, многие подались назад, но не ушел никто. Никому не хотелось потом объяснять, почему он решил выказать пренебрежение своему графу, а он вполне был способен учинить подобный допрос.
Да ладно, если просто так, а то ведь местом допроса мог выбрать пыточную! А что, удобно! Если что-то в ответах не понравится, то далеко ходить не надо!
Не то, чтобы граф был замечен в каких-то зверствах, но бывало, на него накатывало, как шептались между собой слуги — очередной приступ бдительности, и тогда все в замке, включая и семью графа, становились очень осторожными в словах и поступках.
Супруга графа, увидев его лицо, напряглась, но внешне это никак не проявилось. Только граф, хорошо изучивший ее за столько лет совместной жизни, мельком для себя отметил изменение ее состояния, но решил разобраться с этим позже.
— Миледи! — чуть приостановившись, проскрипел он, хриплым от сдерживаемой ярости голосом. — Я жду вас в моем кабинете через… — он запнулся, очевидно, прикидывая, когда ему будет удобней с ней встретиться, — … через час! — наконец, решил он.
— Хорошо, милорд! — поспешно, склонив голову, ответила его супруга. Граф, сухо кивнув в ответ, быстро прошел в замок по коридору из расступившихся слуг и других домочадцев. Бриан, его друг детства, и, заодно, ближайший советник, поспешил за ним.
Пожалуй, из всех, с кем графа сводила жизнь, он доверял только одному человеку — Бриану. Даже супруге он доверял меньше, гораздо меньше! Да что там! Даже, несмотря на то, что она родила ему трех сыновей, он до конца так и не смог доверять ей, памятуя, что родилась и воспитывалась она в Империи — колыбели интриг и коварства.
Граф, громко звеня золочеными шпорами, прошел в свой кабинет, по дороге так никого и не встретив — слуги предусмотрительно убирались с его пути. Войдя в кабинет, он подошел к шкафу из курбарила — редчайшего вида деревьев, произрастающих только в одном месте известного людям мира, стоящему у стены и, открыв искусно украшенные резьбой дверцы, достал оттуда большую стеклянную бутыль и два стеклянных бокала на невысоких, толстых, витых ножках.
Не поставив, а раздраженно шлепнув все это на свой рабочий стол, на котором в данный момент не было даже клочка бумаги, он так же небрежно плюхнулся в свое любимое рабочее кресло и, махнув небрежно рукой в сторону двух стульев, стоящих у стены, буркнул своему другу и советнику, зашедшему в кабинет сразу после него и до сих пор стоящему у двери: