Захар смотрел на разъяренного полицейского безразлично, хотя голос его звучал довольно грозно. Конечно, когда Герман сказал, что им за распространение листовок ничего не платят, тот не поверил, как не поверил бы и любой эгоистичный человек, который ничего бы не стал делать забесплатно. Похоже, напарнику на улице всё же удалось успокоить «Сеню», потому что, судя по его радикальному неприятию иной точки зрения, изначально, услышав про задержанных «агентов Госдепа», он порывался как минимум от души отмудохать их дубинкой.
Порывшись в их вещах, полицейские препроводили задержанных в мрачный кабинет, где из освещения была единственная, слепящая, как прожектор, желчно-жёлтая настольная лампа. Сутуленький сморщенный мужчина в очках, на лице которого была отражена чуть ли не вековая печаль, сидел за столом, обложившись бумагами. Задержанных посадили напротив, а перед мужчиной на стол положили их вещи.
– Вот, распространяли экстремистские материалы, – Сеня кинул на стол пачку листовок, – здесь и схема распространения есть, – следом бросил синюю папку, в которой лежала карта с пометками Захара.
Сеня всё никак не мог угомониться, и на этот раз принялся цепляться к Захару, начав приставать к нему с вопросами, а есть ли у него девушка, и подобными. А может, он вообще того, педик. Захар отвечал уклончиво и беззлобно, в духе, что есть одна девушка, которая ему нравится. Всё равно реагировать на провокации на территории, где агрессор – царь и бог, себе дороже. Ох Захар бы ему ответил на подобные предъявы, сойдись они на равных!.. «Ну-ну, – подумал он. – Выёживайся, пока дают. Всё равно без своей ксивы и формы ты никто, и где-нибудь в тёмной подворотне тебя бы раскатали в блин за такую манеру общения».
Мужчина в очках на «обезьяньи выходки» не обращал внимания, не поддерживал и не пресекал, видимо, уже привык. Он внимательно осматривал вещи Захара и Германа и что-то записывал. Когда Сеня ушёл, то ли потому, что надоело изгаляться, то ли потому, что его окликнули – второй полицейский, успокаивавший первого, высказался:
– Вот я тоже не понимаю, зачем вам всё это нужно. Ладно бы за деньги это делали, так нет же… говорите, за Державу обидно?
– Думаете, Февральный придёт к власти, и что-то изменит? – бесцветным голосом спросил мужчина в очках. – Мне вот кажется, что в этой стране никогда ничего не поменяется.
Герман, решив, видимо, что терять уже нечего, затеял с мужчиной в очках пространную дискуссию о политике. Коснулись даже Грудинина. Захару всё это надоело и он просто хотел спать. Он скользил взглядом по стенам кабинета, мрачного и вызывающего меланхолию одним своим видом. Выслушав аргументы Германа, грустный мужчина, на удивление, покачал головой: