– Сделай-ка панораму на все триста шестьдесят градусов, мы изучим ее позднее. И возьми крупным планом этот остров.
– А почему бы не пойти вглубь материка и не посмотреть, что там находится? – спросил Джино, глядя в видоискатель.
– Потом, если останется время, сходим. Ведь мы собираемся снимать морскую картину, и мне хочется использовать виды открытого моря.
– Ну тогда пройдемся хотя бы вдоль берега – посмотрим, что там за мысом.
– Ладно, только не ходи один. Возьми с собой Текса или Далласа – они выручат тебя в случае нужды. И не отлучайся больше чем на пятнадцать минут, чтобы мы могли найти тебя, когда придет время отправляться обратно.
Барни взглянул на берег и заметил лодку; схватив Джино за руку, он указал на нее:
– У меня идея. Возьми Лина в качестве переводчика, прихвати пару туземцев – и пусть они отвезут тебя подальше в море. Сделай несколько снимков – как это место выглядит с моря…
– Эй, Барни, – крикнул Текс, появляясь на вершине холма, – ты нужен в хижине! Там производственное совещание.
– Ты как раз вовремя, Текс. Оставайся с Джино и присмотри за ним.
– Я прилипну к нему как банный лист. Va buona, et cumpa![8]
Джино вопросительно посмотрел на него:
– Vui sareste italiano?[9]
Текс засмеялся:
– Я? Нет, я американо, но у меня полно родственников-макаронников вдоль всего Неаполитанского залива.
– Di Napoli! So’ napoletano pur’io![10] – радостно закричал Джино.
Оставив Джино и Текса, которые восторженно жали друг другу руки и вспоминали общих знакомых, Барни направился к хижине. Свесив ноги, в кузове грузовика сидел Даллас. В его руке дымилась сигарета.
– Все уже там, – сказал он, – а я решил для верности присмотреть за грузовиком, чтобы было на чем ехать обратно. Лин сказал, чтобы ты сразу заходил.
Барни без всякого энтузиазма взглянул на низкую дверь, ведущую в хижину. Она была приоткрыта, и из щели шло больше дыма, чем из отверстия в крыше, служившего дымоходом.
– Не спускай глаз с машины, – вырвалось у Барни. – В такой дыре не хватает только этих неприятностей.
– И я подумал то же самое, – пробормотал Даллас и извлек из кармана автоматический пистолет. – Десять зарядов. И я стреляю без промаха.
Широко распахнув дверь, Барни нагнулся и вошел в хижину. Дым, что поднимался от тлеющего очага, висел на уровне его головы серой пеленой, и Барни был почти рад этому, так как запах дыма заглушал остальные ароматы, щедро наполнявшие помещение. Принюхавшись, Барни различил запах тухлой рыбы, смолы, пота и еще множество других, которые ему и распознавать не хотелось. В первое мгновение он почти ослеп, попав в полутьму после яркого солнечного света, потому что единственными источниками освещения в хижине были открытая дверь и несколько отверстий, пробитых в стенах.