– Очень интересно, – сказала Ширли, размешивая бурые, похожие на щепки, кусочки мяса в кастрюльке. – Я один раз видела по телевизору кино, где ели этих улиток. По-моему, это было во Франции. Должно быть, они какие-то особенные.
– Для французов, возможно, но не для меня…
Тут у Сола начался жестокий приступ кашля, после которого он совсем ослаб и лежал на подушках, тяжело дыша.
– Может, хочешь попить воды? – спросила Ширли.
– Нет… все в порядке. – Его раздражение, похоже, исчезло вместе с кашлем. – Извини, что набросился на тебя, малышка, ты за мной ухаживаешь и все такое. Просто я не привык лежать пластом. Я всю жизнь сохранял отличную форму, регулярно занимался спортом, сам себя обслуживал, никогда никого ни о чем не просил. Но есть одна штука, которую не предотвратить. – Он мрачно посмотрел на свои одеяла. – Время идет походным маршем. Кости становятся хрупкими. Поскользнулся, упал – и вот уже в гипсе до самого подбородка.
– Суп готов…
– Не сейчас, я еще не проголодался. Может, включишь телевизор… Нет, оставь. Он мне надоел. В новостях сказали, что закон о чрезвычайном положении пройдет всего лишь через два месяца обсасывания его в конгрессе. Я этому не верю. Слишком много людей ничего об этом не знают или не беспокоятся, а потому на конгресс не оказывают настоящего нажима в этом отношении. У нас по-прежнему есть женщины с десятью детьми, умирающими от голода, которые считают грехом иметь детей меньше. Полагаю, в этом мы можем винить главным образом католиков: они все еще не верят, что контроль над рождаемостью – праведное дело.
– Сол, пожалуйста, не нападай на католиков. У моей матери в семье…
– Я не против кого бы то ни было, и я очень люблю семью твоей матери. И я не против пуритан, когда говорю, что эти задницы поджаривали на кострах старушек за то, что те якобы были ведьмами. Это история. Твоя церковь поставила рекорд в борьбе против контроля над рождаемостью со стороны общественности. Это тоже история. Результаты, свидетельствующие, что они не правы, – за окном. Они навязали остальным свои убеждения, и теперь мы все гнием в одной канаве.
– На самом деле плохо совсем не это. Церковь не выступает против идеи контроля над рождаемостью. Она против способов, которыми он осуществляется. Она всегда одобряла метод ритмов…
– Он недостаточно хорош. Как и пилюли, он не для всех. А когда они собираются дать добро спирали? Это единственное, что действительно работает. А знаешь, когда она появилась – самое простое средство для любой дуры, безопасное и безвредное? В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, когда светлые головы в Университете Джона Хопкинса все исследовали, включая побочные эффекты, вот когда. Уже тридцать пять лет у них есть этот маленький кусочек пластмассы, который стоит от силы пару центов. Он вводится внутрь и остается там годами, он не препятствует процессам жизнедеятельности, не выпадает, в сущности, женщина даже не чувствует его, но, пока он есть, она не может забеременеть. Вынь его – и она вновь сможет иметь детей, ничего не меняется. И самое забавное, что никто до сих пор не знает, как она действует. Это чудо. Возможно, нужно писать с заглавной буквы: Чудо. И церковь могла бы ее признать и сказать, что воля Божья на то, будет она действовать или нет.