Прощай, Василий. И прости, если есть за что.
– Я думала, будет больше пришедших, – заметила я.
– Во-первых, часть людей отсекают на подходах, – объяснил Александр. – Сама погляди, ни нищеты, ни откровенных зевак здесь нет.
– Верно.
– Во-вторых, люди не задерживаются. Стоят здесь только те, у кого есть приглашение в собор.
– А откуда известно, у кого оно есть?
– Понаблюдай за толпой. Сама увидишь – потихоньку подходят люди, спроваживают самых настойчивых…
– Понаблюдаю. Но к нам же не подходили?
– Машенька, твое кольцо отлично заметно.
Я посмотрела на руку, которой держала спутника под локоть. И верно, диск блестел и переливался на фоне черной перчатки. Ярко, отчетливо…
– А если это подделка?
– Даже если подделка – к чему связываться?
Я кивнула.
– Понятно. Что ж, ждем.
Ждать пришлось не только нам. Во дворец сегодня не пускали никого, кроме членов императорской семьи. Даже Романова не пустили.
Я видела на площади кого-то из юртов, показалось, что мелькнул Алябьев, но подходить и здороваться мы не стали. Ни к чему. Это похороны, а не светский раут. Все ждали.
Гроб стоял до полудня.
Потом церкви разразились колокольным звоном – и на площадь вышли солдаты.
Все было четко, как на параде.
Раз – и гроб подхватывают с подставки.
Два – ставят на особую повозку, украшенную черной тканью.
Три – повозка под конвоем направляется к Успенскому собору.
И все это под протяжный колокольный звон, почти стон…
Народ тоже разделяется на две части.
Меньшая, в том числе и мы вчетвером, направляемся к собору.
Большая – раздается по сторонам.
На площадь выходит его императорское величество с семьей. Медленно проходит в собор, за ним туда же начинают втягиваться ручейки придворных, свитских, приглашенных…
У меня было приглашение, но было и колечко. Так что мы направились к собору. Когда еще такое повидаешь?
Похороны царевича – мероприятие наполовину светское. И отмечать присутствующих тоже будут, и проявленное уважение – неуважение, и кто как отнесся, и как поклонился, и куда пришел…
Никуда от этого не денешься.
Мы четверо легко попали внутрь – колечко сработало, как пропуск. Ваня с Петей откровенно поеживались и держались за нашими спинами. Я стояла и смотрела на происходящее.
Место нам досталось не слишком удобное, за большой колонной, половину собора было просто не видно, но мне и смотреть-то не слишком хотелось. А мальчишкам хватало с лихвой.
Что у Пети, что у Вани были широко открытые глаза – и такие же широко открытые рты. Мальчишки искренне удивлялись происходящему.
Патриарх лично принялся читать молитвы. Я лишний раз ощутила себя идиоткой.