Умирая, Пушкин пытался, из последних сил пытался дотянуть до 30 января, дня, когда не стало Грибоедова, ну, чтоб хотя бы в один день. Но покинул этот мир накануне — 29-го. Теперь уже, таким необычным способом пытаясь того предупредить. Ведь именно 29-го Грибоедов мог и должен был покинуть Тегеран, но не покинул. И тогда 15 июля Лермонтов, еще не искушенный в брачных церемониях, а потому презиравший их, так и не дождавшись спутницы, нетерпеливо бросился в кавказскую пропасть за своим кольцом. Пятнадцатого, накануне того дня, когда Ниночка стала женой Грибоедову[3]. Чтоб никогда не узнать об этом.
Страшно поднять глаза на Ниночку. Бог сжалился и не позволил ей стать суть роковой женщиной, потому что живая женщина вряд ли способна такое снести. Но ведь Он и не дал ей другого — она могла стать матерью детей двух чистых гениев. Но не стала.
На этом фамилии Грибоедова и Лермонтова закончились. Род их был закрыт и запечатан. Такой вот Божий промысел.
И только к Пушкину были снисходительны.
Ну, вот снова не расскажем ничего новенького, потому как — опять про Пушкина. Куда ни кинь, все упираемся в это благодатное место. И вот в экспозиции Исторического музея, в одной из витрин, где показывают ювелирные изделия, обнаруживается забавная вещица — браслет, вполне симпатичный, но весьма скромненький. Украшен вставками желтого топаза, сердолика и хрусталя. Подобных много бывало. А примечательность его в том, что на всех камнях вырезаны варианты герба рода Олениных, то есть браслет этот принадлежал одной из знаменитых семей первой половины XIX века. Хотя, как знать, была ли нам так подробно известна эта фамилия и даже глава ее, славный папенька Алексей Николаевич Оленин, который долгие годы директорствовал в Публичной библиотеке и президентствовал в Академии художеств? Он, незаменимый секретарь Государственного совета и член многих комитетов и комиссий, имел и другие разнообразные таланты. А также знаменитый салон в Петербурге и дачу в Приютине, собиравшие весь цвет столицы. И все ж возможно, если б не Пушкин, который высветил для нас из небытия многие личности и тот же — весь цвет Петербурга, знали бы подробно Алексея Николаевича Оленина только специалисты в своем узком кругу.
Нарядный портрет Оленина, нам известный, нарисован советской пушкинистикой. Из чьей руки и идеализированный Пушкин выходил эталоном поведения, которое частенько не было безупречным в действительности. Не имеются в виду для нас здесь, конечно, его поэтические практики, не всегда симпатичные, впрочем, тому, царскому правительству. Вот и румяный образ Алексея Николаевича не так ясен, в смысле — чист.